Кью не отозвалась, вода все еще шумела в душевой.

— Похоже, И, мы здесь очень давно. — Он развел руки и улыбнулся шире обычного.

Либо он и сам не знал, как давно они там живут, либо сохранял интригу, либо просто утаил. В любом случае я повелся на его ответ, поскольку он общался и вел себя так, как подобает вести себя взрослому с ребенком. Он видел во мне ребенка — это главная причина. На мгновение мне показалось, что я вижу в нем не просто взрослого с колбасой промеж ног, а папу. Веселого, доброго, любящего отца. Пусть и отвечающего загадками, но открытого для разговора. Пускай и голого.

Только поэтому я не побоялся еще задать ему вопрос, надеясь, что он не уйдет от ответа:

— Вы увлекаетесь спортом? Я не подглядывал, просто видел в окно, как вы весь день упражнялись. Вы гимнасты?

Он рассмеялся.

— Возможно, сейчас, И, мы и претендуем на звание мастеров спорта по гимнастике и легкой атлетике, да только когда мы впервые здесь оказались, к своим тридцати годам я уже скуривал по две пачки сигарет в день, что даже любая пробежка… да кокой там пробежка — быстрый шаг вызывал одышку, головокружение и кашель… иногда рвоту. Волосы, что еще виднелись на лысой голове, и те были седыми. К своим тридцати, И, я чувствовал себя стариком, который уже забронировал место на деревенском кладбище.

Пересохший комок с трудом пролез через горло. Я не верил ни единому его слову, хотя надо было.

— В холодильнике есть яблочный сок, — как бы между делом сказал Ар.

Сок был потрясающим. Освежил меня полностью, и пить не хотелось до следующего утра.

— А Кью? Кью тоже задыхалась и чувствовала себя старухой?

— Что касается Кью… — Он обернулся: капли все еще тарабанили по запотевшему стеклу душевой кабинки, сгоняя густую пену. Кью что-то напевала. — Она не была старухой, но одышка присутствовала. Она — как бы так помягче выразиться? — была жирной. Ты когда-нибудь видел бегемотов?

— На картинках. — «Неужели его чушь может быть правдой?»

— Вот и я тоже. Если бы не видел их на картинках, предположил бы, что они, бегемоты, так и выглядят. К своим тридцати годам Кью поглощала три тысячи калорий… на завтрак и еще пять в течение дня. Она весила под двести килограмм. Она подсела на этот наркотик, когда впервые заела горе едой. Так и разжирела. Мне приходилось ее мыть. Теперь же, как видишь, она сама это делает, а весь жир, что у нее есть, скрывается, разве что, в волосах. Теперь, как видишь, и я — огурцом.

— Извини, но мне трудно в это поверить.

— Мне и самому не верится, но так все и было. А что было, то прошло. Не от хорошей жизни мы здесь оказались, И. Как, впрочем, и ты. Не от хорошей жизни… — мечтательно произнес он.

Кью вышла из душа и походкой модели по подиуму подошла к нам, оставляя сырые следы на полу. Я максимально задвинул стул, на котором сидел, под стол, чтобы не было заметно вновь начинающую подниматься «стрелку компаса».

— Ты скоро привыкнешь. — Она потрепала меня за волосы, тем самым дав понять, что прекрасно видела топорчащийся стручок, даже в подметки не годящийся агрегату Ара.

— Когда-нибудь привыкнет. Я же привык. — Ар встал из-за стола. — Теперь я в душ. Кью, пообщайся с И. Он очень любознательный.

— А я и не думала коротать время, уткнувшись носом в стенку, — с усмешкой ответила она и проводила его взглядом. — Ну что, маленький гений, как тебе дом?

— Дом как дом. Хороший дом. Пока мне здесь нравится.

Соврал ли я? Частично. Он мне и нравился, и не нравился. Что-то по-прежнему смущало в нем. Хотя и времени прошло недостаточно, чтоб свыкнуться с неординарной обстановкой.

— Заметила, ты взялся за «Возрождение»? Хорошая книга, да не о том она. В принципе, для подготовки сойдет. Сильно в нее не углубляйся, не то передумаешь. Возьми лучше «ТАМ» Мортена или…

— «ТАМ» я уже перелистал. Прочел краткое содержание. — Я улыбнулся. — В «ТАМ» отвлекают обведенные карандашом слова и предложения, поэтому сконцентрировать внимание получалось только на них.

— Так и есть. — Она раскрыла «Возрождение» на произвольной странице и положила на стол. В ней тоже были маркировки. — С ней ты тоже не засидишься. Но ведь это очень удобно — понять книгу за несколько часов! Очень удобно! Во многих книгах — не только в «сундучных» — слишком мало ценности и слишком много мыла, попадающего в глаза. Будь я писательницей, все мои книги умещались на паре страниц. В моих книгах была бы только конкретика. О как! — Кью оттопырила указательный палец, заостряя внимание на своей мысли, как на чем-то очень важном, на том, что следовало бы запомнить — а ведь я запомнил, — и этим же пальцем толкнула свисающую над столом лампу. Та закачалась, да только не взад-вперед, а иначе: ее траектория движения напоминала траекторию движения маятника Фуко, расположенного точно на Северном или Южном полюсе. Думаю, на этом Кью тоже хотела заострить внимание. У нее, признаться, получилось. — Если хочешь подготовиться морально, прочитай лучше «В будущее» Косченко или «Нонаме» Алекса Олегсандра. С ними будет проще. Мыла, конечно, в них не меньше, но эффект больше. Я, можно сказать, благодаря им и выкарабкалась. Стала тем, кем стала. Буду тем, кем хочу быть. Книги помогли мне сделать первый шаг.

— Ты про прошлую жизнь? Ар рассказал мне. Ты была… — Я надул щеки и руками показал большой живот и бока.

Она поперхнулась. Если б она пила воду, из ее рта неминуемо бы извергся фонтан с брызгами до потолка. Потом она рассмеялась.

— Вот же врун! Самый настоящий врун!

— Ар меня обманул?

— Надул по самое не балуйся! Ты посмотри на него! Ему настолько сложно вспоминать прошлое, что принимает чужую правду за свою. Ар… Он никогда не изменится! — Улыбка не сходила с ее лица.

— Я ничего не пойму. Или ты тоже выдумываешь?

— Ничего я не выдумываю. Ар не говорил тебе, что к тридцати годам его портрет мог висеть только на надгробной плите, а не на стене над кроватью?

— Ну… примерно. Не совсем так, но примерно это он и говорил.

— Так вот слушай, И, настоящую правду: жирным был он, старухой — я.

Я сглотнул. Сухой комок пронесся по смоченному ранее яблочным соком горлу.

— Так это правда?

— Да! Жирнющий такой кабан был! Мне приходилось его мыть. И причиндал его — тоже. Сейчас,