22

Налоги, дети, потерянные любовницы

Казнь: смерть через порезы от тысячи страниц. Изжить к старости депрессию — и провести эту старость в океане юридических и финансовых бумаг; вселенная подшутила над Леонардом так жестоко, что даже для его знаменитого висельного юмора это был серьёзный вызов. Леонарда подмывало просто бросить всё. Он уже раньше бывал беден, на жизнь ему требовалось немного, у него была крыша (и не одна) над головой. Конечно, он в принципе предпочёл бы иметь деньги, чем не иметь их — а имея деньги, он тратил их на других людей и на монастыри Роси, по-своему продолжая семейную традицию филантропии и строительства синагог, — но ничто в его образе жизни и карьере не указывало на сильную тягу к деньгам, если не считать единственного импульса, побудившего его когда-то заняться музыкой.

Ещё в 60-е случайно отписав кому-то издательские права на «Suzanne», он, судя по рассказам очевидцев, принял это спокойно. По его словам, было даже что-то правильное в том, что он не владеет правами на песню, которая не может ему — в высоком смысле слова — принадлежать. Во всяком случае, так он говорил журналистам — не исключено, что в частном порядке он мог говорить нечто совершенно иное: кажется маловероятным, чтобы человека, ставшего к своему четвёртому десятку заметной фигурой в канадской литературе и не привыкшего к бесчестности, не взбесила глупая потеря прав на песню, которая его прославила и долгое время оставалась его самым большим успехом в музыке. Судя по тому, как Леонард говорил об истории с Келли Линч — и публично, и близким друзьям, — лишиться состояния было для него не так страшно, как лишиться своих песен. Правда, со временем становилось всё яснее, что песни он, вполне возможно, тоже потерял.

Относительное спокойствие Леонарда перед лицом финансовой катастрофы могло быть результатом его долгого и изнурительного обучения дзену у Роси или плодом всего того, что он узнал от Рамеша, но отчасти дело было и в инстинкте самосохранения: слишком сильная эмоциональная реакция могла снова вызвать у него тревогу и депрессию. Поначалу Леонард был готов просто махнуть рукой, но юристы объяснили, что он не может этого сделать. Немалая часть пропавших денег была на пенсионных счетах и в благотворительных трастах; Леонард должен был заплатить большие налоги на средства, снятые с этих счетов, а платить ему было нечем. Недостаточно было просто заявить, что не он снимал деньги: это нужно было доказать. Поэтому Леонард сидел с Анджани и Лоркой в своём доме (который ему пришлось заложить, чтобы платить юристам) и обречённо пытался разобраться в горе финансовых отчётов и электронных писем. Это было непросто. Так как раньше всем этим от его имени и с его благословения занималась Келли Линч, он сам мало что знал о своих счетах, трастовых фондах и компаниях. Его юристы уже месяц пытались во всём этом разобраться, но пока что он только глубже погрязал в долгах.

Потом Лорке в голову пришла идея. Бывший муж Анджани был юристом, который специализировался на музыкальной индустрии. Вдруг он сможет помочь? Роберт Кори действительно был юристом. Он десять лет проработал с The Beach Boys — правда, с тех пор он зарёкся связываться с музыкантами и работал в других областях шоу-бизнеса и с технологическими компаниями. «Но что делать, — говорит Кори, — когда к тебе в офис приходит Леонард Коэн? Захлопнуть дверь?» Он открыл дверь и увидел свою бывшую жену под руку с человеком, чьи стихи читал в студенческие годы в Йеле. «Привет, — сказал Леонард. — Кажется, я потерял несколько миллионов долларов».

Кори согласился помочь. Он сказал, что выставит счёт потом, а пока занялся «попытками хотя бы в целом понять состояние дел Леонарда, разобраться в истории, понять, сколько денег у него было и что с ними случилось, оценить масштаб потерь и понять, что злоумышленники сделали с юридической точки зрения». Задача была непростая, ведь документы хранились у Келли Линч. «Я начал очень аккуратно разговаривать с сотрудниками банка, с бухгалтером Леонарда, который одновременно был бухгалтером Келли, и с юристами, представлявшими Леонарда при продаже его издательских прав и будущих роялти». За три месяца Мишель Райс (сотрудница Кори, а ныне его деловой партнёр) основательно изучила доступные документы и полученные по судебному запросу банковские выписки, и они с Кори сообщили Леонарду, что можно говорить о незаконном присвоении суммы от десяти до тринадцати миллионов долларов. «Это его ошарашило, — говорит Кори. — Это ошарашило и меня».

Как обнаружила Мишель Райс, Келли Линч начала свои махинации, скорее всего, не позже 1996 года, как раз когда Леонард был посвящён в монашеский сан. Тогда Линч с помощью других финансовых консультантов Леонарда совершила первую из двух продаж издательских прав Леонарда компании Sony/ATV — сто двадцать семь песен. Как считал Кори, у Леонарда не было никакой необходимости продавать свои песни: денег на счету у него хватало, и он получал доход в виде роялти. Вырученные деньги поступили на счёт Леонарда, которым управляла Линч, за вычетом её комиссии в размере 15 % и ещё некоторой суммы, переведённой благотворительным трастам. Для управления инвестициями Линч привлекла своего друга, финансиста по имени Нил Гринберг, который возглавлял инвестиционную компанию в Колорадо, а также был последователем тибетского буддизма. С начала 70-х Гринберг был учеником покойного Чогьяма Трунгпы Ринпоче, у которого также учились и с которым дружили Келли Линч и Дуг Пеник, отец её старшего сына Рутгера. (Пеник написал сценарий документального фильма о «Тибетской книге мёртвых», в котором Леонард читал закадровый текст.) Гринберг, в свою очередь, привлёк к сотрудничеству юриста, специалиста по налогообложению и профессора из Кентукки по имени Ричард Уэстин. В 2001 году Келли, Гринберг и Уэстин за восемь миллионов долларов уступили Sony/ATV роялти Леонарда с будущих продаж. Согласно документам, которые были позже представлены в Высший суд Лос-Анджелеса, Леонард после всех вычетов получил 4,7 миллиона долларов. Деньги от этой — второй — продажи интеллектуальной собственности Леонарда поступили на счёт компании, организованной для выплаты Леонарду пенсии, когда он уйдёт на покой, а также для выплаты наследства его детям. Как установила Райс (и как в дальнейшем будет заявлено в суде), этот план должен был сработать только при условии, что 99 % этой компании принадлежат детям Леонарда, а самому Леонарду принадлежит 1 %. Райс утверждала, что в последний момент владельцем этих 99 % компании вместо детей Леонарда стала Келли Линч. Леонард же не знал о внесённом в документы изменении.

Леонард очень хотел избежать такой мучительной вещи, как судебный процесс. Кори посоветовался с бывшим окружным прокурором Лос-Анджелеса Айрой Райнером, после чего написал Линч, Гринбергу и Уэстину. В ответ Гринберг подал иск, обвиняя Леонарда и Кори в покушении на вымогательство. Уэстин согласился на досудебное урегулирование, и с ним заключили конфиденциальное соглашение. Адвокаты Линч сначала настаивали на том, что она имела право совершить то, что совершила, но позже посоветовали ей тоже согласиться на досудебное урегулирование. Линч отказалась от их услуг. Она сама позвонила Кори и предложила ему встретиться за ланчем. Кори удивился, но принял приглашение, и они договорились о месте встречи.

За ланчем Кори предложил Келли возможность заключить досудебное соглашение на разумных условиях, если она расскажет, где находятся все деньги. В противном случае её ждёт серьёзное судебное разбирательство, и её привычной жизни настанет конец. По словам Кори, она ответила следующее: «Чёрта с два я расскажу, где деньги. Это были мои деньги».