Двое – мужчина и женщина – откликнулись на ее зов. Они ловко проскочили через плотину из заключенных и Августа, а затем двинулись ко мне, загораживая Сару собой.

– Они тебя не слушаются, – громко сказала я. – Никто тебе не верит. Все они свободны от тебя.

В ее светло-карих глазах, отличающихся друг от друга на пару оттенков, я увидела уже знакомое выражение – страх. Когда по залу прокатился неразборчивый рокот, а затем стих каждый звук, крик или выстрел, Сара оцепенела.

– У тебя больше нет дара, Сара Каларатри.

Проход кабинета напоминал туннель, в конце которого расстилался искристый свет. Закрывая его собою, Сара стояла, пятясь назад, пока к ней все ближе подбиралась я. Каждое мое слово вплеталось в ткань реального мира, как бусины в драгоценный браслет. Я услышала грохот оружия, которое выронили все сновидцы, не понимая, почему делали еще минуту назад то, что делать не хотели вовсе.

Тото стоял за спиной Шона, держа его за связанные запястья. Крис целился в каждого сновидца по очереди, пока окончательно не убедился, что больше никто и не думает нападать на него. С их лидером все было кончено. Те, кто служил Саре добровольно, развернулись, быстро стекаясь на первый этаж. Флейта сидела между Себастьяном и Августом, бинтуя обоих, а Барби и Эшли собирали пистолеты противников.

Грейс выставил ладонь перпендикулярно полу, и все девять волков пригнулись. Морды у них были в крови. Звери обступили Сару кольцом, загоняя в ловушку.

Лицом к лицу со мной – не этого ли она хотела?

Сара покачнулась и, вытянув перепачканный «ТТ», защелкала курком.

– Патронов нет, – сообщила ей я, когда она принялась доставать магазин исполосованными пальцами. В них проглядывались белые прожилки и маленькие торчащие стеклышки. – Любое оружие, которое ты возьмешь в руку, дает осечку. Разве что ты не приставишь его к собственной голове… Тогда выстрелит, да.

Сара шумно выдохнула и, отбросив «ТТ», опустила руки.

– Уходи, – прошептала она. – Бери, что захочешь, и уходи! Разве не это тебе было нужно с самого начала?

– Именно это, – согласилась я. – Раньше… А теперь мне нужно, чтобы тебя не стало.

Сара обернулась на Шона, танцуя между голодными волками, чтобы не напороться на их клыки. Тот, уже развязанный и покорный, безвольно сидел на полу, растерянно глядя перед собой.

Я обернулась на кабинет, где лежала моя мертвая сестра – воплощение всего, что делало меня прежней – и взглянула на Сару.

– У тебя подгибаются ноги, – сказала я в гробовой тишине, звенящей, гудящей, невзирая на количество людей вокруг. – Колени не слушаются. Кости… Все они у тебя переломаны, ты знаешь об этом?

Сара взвизгнула и рухнула навзничь, сопровождаемая треском, словно кто-то наступил на пачку крекеров. Я увидела под задравшимся платьем ее колени, покрывающиеся гематомами; отекшие и торчащие под неправильным углом.

– Язык не подчиняется. Хотя о чем это я… У тебя нет языка вовсе. Знакомо?

Она схватилась за собственное горло, приоткрывая рот, из которого багровой струйкой ударила вязкая жижа. Мне сделалось бы мерзко или страшно, но только не в этот раз. Я не смотрела на Криса, но кожей чувствовала его взгляд, и впервые мне было все равно.

– Ты не можешь издать ни звука. Тебе больно. Так сильно… Но никто не может понять эту боль. Именно такую боль ты чувствуешь, когда теряешь любимых. Пусть она разрывает тебя изнутри.

Слезы на лице Сары смешались с кровью. Я снова вспомнила Джесс… А затем гетерохромия глаз исчезла, слившись с белыми глазными яблоками, когда я произнесла:

– Ты больше не человек, Сара. Ты – одна из тех, кого отстреливали твои марионетки долгими месяцами. Ты просто спящая, которая так и не проснулась. Ты – банши.

Не знаю, как долго я смотрела на сотворенное тем даром, в который мне пришлось поверить только из отчаяния. Сара съежилась на полу, хлопала ртом, но не могла ничего сделать: ни подняться с перемолотыми ногами, ни издать мучительный визг. Даже волки отшатнулись от нее, ощутив характерный для банши запах мертвечины.

С трудом оторвав от этого убого зрелища взгляд, я увидела, с каким ужасом и благоговением смотрит на меня весь Прайд. Буквально снизу вверх: многие из них опустились на колени, как приучила их Сара, и это меня отрезвило.

– Нет.

Реальность словно просачивалась для меня через сито. Я выбирала ее по малым каплям, плохо соображая. Стараясь не смотреть, как смотрят на меня даже Флейта и Себастьян, я села возле Шона, бормочущего что-то себе под нос.

Тот свернулся калачиком на полу, закрывая голову руками. Выкрашенные в красный, волосы падали ему на глаза, мешая увидеть, действительно ли плачет Шон или просто никак не может отдышаться.

– Нет, – повторил он и посмотрел на каждого, будто не узнавая. – Что я наделал?

Крис и Грейс переглянулись.

– Он был внушаем, как и все, – объяснил Тото, садясь рядом.

Шона било в лихорадке, и Крис утешительно накрыл рукой его плечо. Он отшатнулся, откатываясь от всех нас в сторону.

– Он защищал Сару от других, – прошептал Крис сочувственно. – Но сам от нее защититься не смог. Ты знал об этом, Тото? Поэтому просил его не убивать?

– Да, – кивнул он. – Однажды Шон спросил, зачем он поместил вас в иллюзии, а Сара просто погладила его по руке и… В общем, стало ясно. Интересно, как долго он был у нее в плену?

– Слишком долго, – вдруг подал голос Себастьян, опирающийся на руку Флейты, чтобы подойти поближе. – У каждого дара свои издержки, ведь так? Жена Августа, Ингрид, – напомнил он так, чтобы сам Август этого не расслышал. – В слишком долгой иллюзии она потеряла рассудок.

– Он еще может восстановиться, – возразил Тото, принявшись рьяно и милосердно защищать Шона. – Со временем он придет в себя, я уверен. Это как ломка… У вас что, никогда не было похмелья?

– А все от похмелья берутся за пистолет? – спросил Грейс, и только тогда все снова посмотрели на Шона.

Крис дернулся, но не стал рисковать: дуло пистолета Шона, который он с непревзойденной быстротой нашел где-то на полу, тряслось так, что он мог попасть в любого из нас.

– Успокойся, Шон, – попытался дружелюбно усмирить его пыл Тото, поднимаясь на ноги без резких движений. – Все хорошо. Никто из нас не похож на Сару… Никто не станет принуждать тебя или причинять вред.

– Я сам причиняю вред, – прошептал Шон посеревшими губами и вдруг впился взглядом в меня.

Так мне показалось сначала, но на самом деле он смотрел на Сару. Я поняла это, когда Шон подошел к ней, держа пистолет.

– Шон! – окликнул его Тото. – Остановись! Ты ничего не делал. Это был не ты.

– Нет, я. И делал все тоже я, – выдавил он, нависая над той, что решала все за него. Сара ерзала, шипела, будучи бесчеловечной тварью теперь не только в душе, но и внешне. – Я сделал столько всего… Ты и представить себе не можешь.