Наши корабли были осквернены тем, что несли на борту проклятое зелье, и нашли закономерную кончину на дне морском. Спасенные еретиками моряки, переданные дарнийцам, это подтверждают. Дарнийские же корабли, равно как и немногочисленные оргондские, были чисты и потому пострадали меньше. Так ли это?

Антонианец все же непостижимый человек! Всем известно, что запреты накладываются не на пастырей, а на паству. Другое дело, что, играя с порохом, следует соблюдать осторожность. Эландцы эландцами, но взорвать эскадру Фотия запросто мог тот же седой, хотя почему «мог бы»? Возможно, именно он это и сделал. Для этого на эландской эскадре находиться незачем, все можно проделать с берега.

– Возлюбленный брат полагает, – эллскому кардиналу в данном споре сам святой Никодим велел изображать беспристрастие, – что Его Высокопреосвященство Фотий допустил некоторую, гм, ошибку в обращении с запрещенным оружием?

– Не ошибку, но преступление перед Триединым и Церковью нашей Единой и Единственной. Сказано, что один пастырь, не блюдущий слова божия, опаснее сотни еретиков, как бешеный пес опаснее волчьей стаи. Я полагаю неверным выдвигать обвинения против Оргондской короны. Не ими был нарушен мир, не они применили проклятое зелье.

Нет никаких доказательств в пользу того, что Оргонда выступала в сговоре с Эландом. Ни единая душа не осведомлена о переговорах или о том, что в Лиарэ ждали подмогу. Труднее, чем путь хафаша в ночном небе, проследить мысль еретиков. Шли ли они на помощь Оргонде или же наносили удар по Церкви нашей Единой и Единственной?

Герцог Мальвани заслуживает наказания за то, что принял помощь от нечестивых, но слишком велик был соблазн. И как мог устоять мирской владыка, когда на глазах его слуги Церкви нарушили запрет божеский? Полагаю неуместным объявление Святого Похода против Оргонды и требую суда Церковного над преступившим закон Фотием и иже с ним!

Илларион безумен! Безумен! Этот же приговор Анастазия прочитала в глазах членов конклава, но формально антонианец прав.

– Предстоятель подкуплен Мальвани! – выкрикнул Клавдий.

А этот не безумец, а дурак. Столько лет в Мунте и не понял, что антонианец не подкупен, да и откуда б Мальвани взял столько денег? Неужели Илларион всерьез? Или это повод, а цель – Посох. А повод, кстати, хорош – не подкопаешься. Ну и что, что про порох знали многие – в Церкви нашей Единой и Единственной давным-давно дозволено грешить, а вот попадаться не рекомендуется. Фотий же попался.

Но, чтоб давать бой Архипастырю, нужны сторонники. Кто же на стороне Иллариона? Фронтерец? Оргондец? Эллец? Эскотец вряд ли, слишком труслив... Возможно, ордена... Никодимианцы?

Анастазия смотрела на утратившие величавость и спокойствие лица. Это казалось невозможным, но Илларион и вправду один! Один! Против всех. На такое даже Евгении не решился бы. Жорж Мальвани – тот просто не приехал...

– Что еще скажет возлюбленный брат? – что-то в голосе Анатолия заставило Анастазию поежиться. Так этот гусак еще никогда не говорил.

– То, что вы все, – Илларион обвел руками собравшихся, и лицо его стало вдохновенным – безумцы! Безумцы, делящие наследство в охваченном пожаром доме. Свершен Последний Грех, земное уже не спасти, но можно спасти души, прежде чем над Таррой сомкнется Тьма и Четыре Всадника осадят коней на площади Святого Града.

Забудьте о золоте! Забудьте о власти! Идите к людям со Словом божьим. Еще не поздно открыть глаза заблудшим и спасти их! Наступило царство Антипода, а вы не видите. Как не видит слепец ночи, называя ее днем! Не остановить поступь Кастигатора, страшен будет гнев его, и вдвойне будут виновны в глазах его пастыри, уподобившиеся алчным волкам!..

То, что нес Илларион, Анастазия слышала, хоть и в пересказе других. Его обычная проповедь о конце света. Но зачем тут-то? Неужели первая мысль оказалась правильной и антонианец рехнулся. Это все ставит на свои места, а вот Анатолий и Фотий открылись с неожиданной стороны. Они что-то затевают, и даже понятно что. Похоже, царственный вид Иллариона коробил не только ее, от антонианского Предстоятеля решили избавиться, а он сам дал повод. Или наоборот? Илларион понял, что ему не спастись, и решил разыграть из себя мученика?

Ее Иносенсия с непроницаемым лицом наблюдала, как вокруг Иллариона смыкается круг Скорбящих. Братья подняли руку на своего же Предстоятеля, такого еще не было! Кем же надо быть, чтобы пропустить такой заговор?! Александр Тагэре, и тот бы догадался.

– Я, Архипастырь Церкви Нашей Единой и Единственной, – возвысил голос Анатолий, – с глубокой скорбью пред лицом Триединого и князей церкви говорю о постигшем нас тяжелом несчастии. Возлюбленный брат наш Илларион тяжко заболел. Его тело здорово, но дух его подточен, и он долее не может стоять во главе ордена. Церковь наша Единая и Единственная позаботится о брате нашем. Все ли согласны передать страждущего в руки целителей под неусыпным оком Предстоятеля ордена амброзианцев?

– Слепцы, – холодно бросил Илларион, и все отчего-то замолкли. – Дарованной мне силы довольно, чтоб повергнуть вас в прах, но я не стану делать этого. Ибо тот, кто поднимает руку на зло, сам становится злом. Грядет Кастигатор – он повергнет гордых и вознесет смиренных. Пусть судьба моя станет нитью путеводной в глазах истинно верующих. Страдания земные имеют предел, благодать вечна. Я последую за недостойными пастырями, скрестив руки на груди. Я сойду в узилище и останусь там, пока мне не будет явлено знамение, и тогда двери откроются, а цепи истают, и выйду я в мир, и будет этот день Днем Истины и Суда. Арде!.

– Есть ли кто-то, не согласный с моим словом? – Анатолий торопился. Может, Илларион и безумен, но в его безумии есть величие.

Несогласных не нашлось. Бывший Предстоятель вышел в окружении десятка двух клириков. Так бы выглядел Шарль Тагэре в окружении десятка пьеров тартю...

Анатолий вернулся к Святому Походу. Кто-то кивал головой, кто-то высказывал опасения, кто-то спорил, а Анастазии казалось, что она пропустила самое важное. Что-то в словах Иллариона...

Конклав разошелся задолго до рассвета. Анатолий и Фотий почти настояли на своем. Церковь поддержит Ифрану против Оргонды, но Мирию решили не трогать. Анастазия не сомневалась, что пастырей остановило видение черных кораблей в Жасминном проливе. Что ж, пусть воюют, надо полагать, удачи эта война Церкви и Архипастырю не принесет. Ее Иносенсия же возвращается в Мунт и готовится встретить Три Звезды. Похоже, это и есть предсказанная троица, и раньше времени они не объявятся. Если Александр вопреки всему жив, то Повелитель – наверняка он, а Брата и Деву еще предстоит найти... Кстати, Дева, скорее всего, давно перестала быть таковой, ведь со дня смерти Агриппины прошло двадцать шесть лет! А если Повелитель – седой колдун, Дева – Марта Мальвани, а Брат – Александр? Весьма вероятно. Конечно, Повелителем может быть и Пьер, тогда Девой, хоть и бывшей, становится его жена, а Братом – Базиль Гризье, умудрившийся вернуться из Гвары с головой на плечах. Нет, эта тройка кажется слишком жалкой, хотя в наше время пренебрегать нельзя ничем.