редкие, все еще не погасшие звезды отражались на поверхности моря, и по всему пляжу разносились успокоительные звуки музыки, исполняемой на лютнях с загнутыми грифами. Внутреннее напряжение Риальто проходило; раздражение, не дававшее ему покоя в долине Скаум, теперь казалось далеким и несущественным. Одевшись, согласно местным обычаям, в короткий белый саронг, сандалии и свободно повязанный тюрбан с болтающимися кисточками, Риальто прогуливался вдоль пляжей, разглядывал товары на сельских базарах в поиске редких морских раковин и подолгу сидел в беседке, пробуя фруктовые коктейли и любуясь проходящими мимо стройными девушками.

Однажды, подчинившись случайному побуждению, Риальто построил на пляже замок из песка. Для того чтобы удивить местных детишек, он сначала защитил замок заклинанием от разрушительного воздействия ветра и волн, а затем населил его миниатюрными человечками, одетыми в униформы захариотов четырнадцатого эона. Каждый день отряды рыцарей и солдат маршировали, устраивая парад на пляже, после чего вступали в потешные битвы, оглашая берег писклявыми командами и воплями. Фуражиры из замка охотились на крабов и собирали на скалах морской виноград и мидии, тем самым вызывая у детей радостное изумление.

Наступил день, однако, когда юные хулиганы спустились на пляж с терьерами и спустили собак на отряды, вышедшие из песчаного замка.

Наблюдая за происходящим издалека, Риальто произнес заклятие, и с внутреннего двора песчаной крепости вылетела эскадрилья элитных бойцов верхом на колибри. Выпуская огненные стрелы, залп за залпом, они прогнали с пляжа воющих от страха псов. После этого летучие всадники обратили внимание на юных владельцев собак, и тем тоже пришлось поспешно отступить, выдирая из задниц маленькие горящие стрелы.

Когда подростки вернулись, громко жалуясь и потирая исколотые и обожженные ягодицы, в сопровождении представителей местной власти, те нашли только раздуваемую ветром кучу песка и Риальто, дремавшего в тени ближайшей беседки.

Весь этот эпизод вызвал множество слухов и пересудов, в связи с чем несколько дней на Риальто поглядывали с подозрением, но на Сузанезском побережье о сенсациях быстро забывали, и вскоре все вернулось на круги своя.

Тем временем в долине Скаум Хаш-Монкур выгодно воспользовался отсутствием Риальто. По предложению Хаш-Монкура Ильдефонс созвал «Конклав почета» в честь достижений Фандаала, неустрашимого гения эпохи Великого Мофолама, систематизировавшего средства управления инкубами. После того как чародеи собрались, Хаш-Монкур постепенно, пользуясь различными малозаметными уловками, заставил присутствующих забыть об основной повестке дня и сосредоточил их внимание на предполагаемых проступках Риальто.

Хаш-Монкур горячился:

– Лично я считаю Риальто одним из лучших друзей и никогда не подумал бы о том, чтобы упомянуть его имя, – разве что, если это возможно, для того, чтобы найти ему оправдание, а если это невозможно, чтобы указать на смягчающие обстоятельства в процессе определения размеров неизбежных наказаний.

– Очень великодушно с вашей стороны, – заметил Ильдефонс. – Следует ли мне считать, что Риальто и его поведение официально стали темой нашего обсуждения?

– Не вижу, почему нет, – прорычал Гильгад. – Его поступки общеизвестны и непристойны!

– Послушайте, послушайте! – воскликнул Хаш-Монкур. – Как вам не стыдно хныкать, но при этом уклоняться от ответственности? Либо предъявите обвинения, либо я, выступая в качестве защитника интересов Риальто Изумительного, потребую провести голосование по вопросу о его полном оправдании!

Гильгад вскочил:

– Как вы сказали? Вы смеете обвинять меня в уклонении от ответственности? Меня, Гильгада, укротившего морского демона Кейно десятью заклинаниями?

– Это всего лишь формальность, – возразил Хаш-Монкур. – Защищая Риальто, я вынужден прибегать к экстравагантным терминам. Даже если я буду выкрикивать непростительные оскорбления или публично упоминать о тайных пороках, мои заявления следует рассматривать как слова самого Риальто, а не как суждения вашего коллеги Хаш-Монкура, выступающего исключительно в роли примирительного посредника. Что ж, раз Гильгад слишком труслив для того, чтобы подать официальную жалобу, кто осмелится это сделать?

– Что я слышу? – в ярости закричал Гильгад. – Даже выступая в роли представителя Риальто, вы позволяете себе очернять и оскорблять коллег, и это явно доставляет вам злорадное удовольствие! Нет уж, пора объясниться начистоту! Я официально обвиняю Риальто в нарушении правил и в избиении симиода и предлагаю привлечь его к ответственности!

– Рекомендую использовать максимально краткие и ясные формулировки, – вмешался Ильдефонс. – Пусть «избиение» считается одним из нарушений правил.

Гильгад неохотно согласился с таким уточнением.

Ильдефонс обратился ко всем присутствующим:

– Кто-либо желает поддержать предложение?

Хаш-Монкур переводил взгляд с одного лица на другое:

– Позорное сборище малодушных разгильдяев! Если потребуется, я в качестве суррогата отсутствующего Риальто сам поддержу предложение Гильгада, хотя бы для того, чтобы окончательно опровергнуть инфантильные измышления, порожденные завистью и злобой!

– Помолчите! – громогласно прервал его Зилифант. – Я поддерживаю предложение!

– Очень хорошо, – заключил Ильдефонс. – Вопрос поставлен на обсуждение.

– Предлагаю немедленно отклонить бессмысленное и безосновательное обвинение, – сказал Хаш-Монкур. – Несмотря на то что Риальто похваляется своим успехом на Балу герцога Тамбаско и смеется до упада, рассказывая о выкрутасах Ильдефонса, танцевавшего с толстой старухой, и о комических попытках Бизанта соблазнить костлявую поэтессу в желтом парике.

– Ваше предложение отвергнуто, – процедил сквозь зубы Ильдефонс. – Пусть предъявят обвинения во всех подробностях!

– Вижу, что мое вмешательство бесполезно, – вздохнул Хаш-Монкур. – Поэтому я складываю с себя полномочия защитника и готов предъявить свои собственные претензии, с тем чтобы после того, как будет вынесено окончательное решение о наложении штрафов и конфискации, мне была предоставлена справедливая доля возмещения убытков.

Тем самым Хаш-Монкур предложил новую идею, о преимуществах которой участники собрания размышляли несколько минут. Некоторые принялись даже составлять списки принадлежавшего Риальто имущества, способного удовлетворить их собственные нужды.

Ао Опалоносец наставительно произнес:

– К сожалению, Риальто допустил множество нарушений! Причем к числу этих нарушений относятся поступки и высказывания, с трудом поддающиеся юридическому определению, и тем не менее причинявшие боль подобно ножу, воткнутому в спину. На мой взгляд, предъявленные ему обвинения следует рассматривать в свете отягчающих обстоятельств, таких как корыстолюбие Риальто, его общеизвестная наглость и демонстративная вульгарность.

– Ущерб такого рода носит, судя по всему, нематериальный характер, – произнес нараспев Ильдефонс. – По всей справедливости, однако, его действительно следует учитывать при вынесении окончательного решения.

Зилифант поднял указательный палец драматически вытянутой вверх руки:

– Риальто уничтожил, со злорадной жестокостью, мою неповторимую харкизаду с Канопуса, последнюю на нашей увядающей планете! Когда я объяснил ему недопустимость такого варварства, прежде всего он с неописуемой наглостью лживо отрицал свою вину, после чего заявил: «Взгляните на тенистые многовековые дубы Случайного леса! Когда погаснет Солнце, их ждет не лучшая и не худшая судьба, чем та, что постигла ваше инопланетное растение». Разве это не преступление против любых общепринятых представлений о добропорядочности?

Хаш-Монкур скорбно покачал головой:

– Не знаю, что сказать! Разумеется, я извинился бы перед вами от имени Риальто, если