Когда он это сказал, Луиза вспомнила Шарля де Лаваля, их последнюю встречу на улице Сен-Тома-дю-Лувр, где он тогда жил, и его слова: «Прости, Луиза, но нам придется расстаться: я встретил и полюбил другую женщину. Ее зовут Матильда д’Эпернон.

Дело в том, что мы с тобой слишком разные люди».

Тогда, безмерно оскорбленная, униженная, ослепленная яростью и ревностью, она подумала, что причина заключается в том, что она не дворянка, но, быть может, дело было в другом? Шарль де Лаваль шел по жизни так, как будто не касался ногами земли. Он был погружен в свой внутренний мир, мир мечтателя, человека, которому радужные грезы заменяли реальность. Вероятно, его избранница тоже была такой, иначе действительность не рухнула бы для нее в одночасье, вместе со смертью мужа.

– Ваша мать умерла, Анри. Через месяц после того, как вы были осуждены. Я говорю это вам в доказательство своей честности, – твердо произнесла Луиза, глядя в глаза молодого человека. – За ней хорошо ухаживали, просто ее дни были сочтены. Знаю, вам тяжело это слышать, но ничего не поделаешь. Я тоже потеряла мужа; именно поэтому мы с Урсулой оказались в Индии. Кстати, моя дочь очень хочет с вами поговорить.

Анри содрогнулся от нахлынувших слез, но сдержал себя.

– О чем? – глухо спросил он.

– Не знаю, но я прошу вас побеседовать с ней. С некоторых пор она пребывает в полном отчаянии. Когда нас схватили эти ужасные люди, муж Урсулы поступил как последний подлец: забрал документы и деньги, выпряг из повозки лошадь и ускакал, бросив нас совершенно одних!

«Думала ли ваша дочь о том, что творилось в моей душе, когда меня лишили всего?» – хотел сказать Анри, но промолчал. Он почувствовал, как внутри все оледенело, и только сердце пылало огнем. Значит, его матери больше нет. Где ее похоронили? Должно быть, на Пер-Лашез, рядом с отцом… Прежде Анри каждую неделю носил туда цветы и, постояв возле могилы отца, долго бродил по тенистым тропинкам кладбища, думая о тайнах прошлого и человеческих судеб, сокрытых во тьме, о вечной загадке жизни и смерти.

И вдруг его словно ударили по голове. Что, если Матильду де Лаваль бросили в общую могилу? Кем она была, когда умирала? Безвестной сумасшедшей? Его прошиб озноб. Жизнь – это огненное поле; никогда не знаешь, что сгорит к тому времени, как ты его перейдешь, и что удастся спасти…

– Я вернусь в Париж и добьюсь правды, даже если это будет стоить мне жизни, – сурово произнес молодой человек. И сухо добавил: – Я поговорю с Урсулой. Подождите здесь.

Анри быстрым шагом вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.

Увидев его, Урсула резко поднялась с дивана. Молодой человек молчал, а она пытливо и радостно вглядывалась в его лицо, ища в нем следы прежних чувств.

Лицо Анри де Лаваля оставалось напряженным и замкнутым, в глазах затаилась мрачная тень. Ничего не осталось от юношеской безмятежности и мечтательной отрешенности взгляда. Перед ней стоял сильный духом мужчина, безжалостный ко всему, что касалось былых страданий и прежней любви.

– Что вы хотели мне сказать?

– Анри! – Урсула трогательно прижала руки к груди. Ее глаза были полны слез, губы дрожали. – У нас мало времени, потому скажу откровенно и прямо. Ты не представляешь, как я ждала этой встречи, как рада видеть тебя! Прошлая жизнь была ошибкой!

– Которую ваша мать не желает признавать.

– Она сделает это! Я сумею ее убедить.

– Хорошо, – нетерпеливо произнес Анри де Лаваль. – Чего вы от меня хотите?

В его холодном тоне звенел металл, и Урсула почувствовала, как ее сердце больно сжимается при каждом вдохе. Ее руки упали и повисли, словно плети, во взгляде карих глаз затаилась тоска.

– Я была напугана и растеряна, я была глупа, – тихим, срывающимся от напряжения голосом заговорила Урсула. – Клянусь, Анри, я хотела еще раз прийти в тюрьму, но меня не пустили. Не разрешили передать тебе записку. А потом твои следы затерялись. Я решила попытаться тебя забыть и вышла замуж за первого, кто сделал мне предложение. Поверь, я не была счастлива ни единой минуты. Меня терзали два чувства: угрызения совести и любовь. Муж предал и бросил меня, но я не жалею, поскольку рано или поздно оставила бы его сама. Я поехала с ним в Индию от безысходности: мы разорились, папа покончил с собой. Прости меня, Анри!

Урсула умолкла и, затаив дыхание, ждала ответа. Она знала, что не переживет крушения надежд, и лихорадочно вспоминала все то, что говорила ей мать. Внезапно на память пришли слова: «Они умеют соблазнять мужчин. Они не знают, что такое первородный грех, и потому не ведают стыда».

Щеки молодой женщины заалели, и она решительно тряхнула головой.

– Скажу тебе правду, Анри, и не важно, если ты решишь, что я потеряла стыд. Когда я спала с мужем, то на его месте всегда представляла тебя. Я и теперь хочу тебя так сильно, что, если ты возьмешь меня прямо сейчас, на этом диване, я буду счастлива!

Видя, что Анри не двигается с места, Урсула приблизилась к нему, обвила руками его шею и прижалась к окаменевшему телу. Когда, приподнявшись на цыпочки, молодая женщина коснулась губами его губ, она ощутила, как мышцы Анри напряглись… В следующее мгновение отчуждение рухнуло, как рушится плотина под напором воды. Урсула почувствовала, что он отвечает на ее поцелуй, а сильные горячие руки мягко обнимают ее плечи.

Поцелуи Анри были иными, чем раньше, не юношески робкими, а по-мужски страстными. Урсула не испугалась. Она была готова завоевать его любой ценой, украсть у судьбы. Отобрать у индианки Тулси.

Она не боялась, что за дверью стоит ее мать и что в любой момент сюда могут войти люди. Ничто не имело значения перед стремлением испытать настоящее, трепетное наслаждение, перед возможностью вернуть любовь.

Прежде чем раздеть Урсулу, Анри быстро скинул сорочку, и молодая женщина осторожно и нежно положила руки ему на грудь. Какая прохладная кожа! Сейчас он тоже увидит ее тело, увидит впервые в жизни – стройное и вместе с тем соблазнительно округлое, белокожее.

Неожиданно Анри отстранил ее руки: он заметил, что Урсула смотрит на его плечо. Молодой человек усмехнулся. Она не забыла; должно быть, все это время она думала о клейме.

– Да, – спокойно произнес он, – я хотел, чтобы ты увидела. Лилии нет. Просто след от ожога. Не очень красиво смотрится, но никто не сможет назвать это позором. И теперь моя цель – сделать так, чтобы позор был смыт с моего имени.

У Урсулы похолодела кровь. Он притворялся. Он не хотел ее.

– Значит, ты мне солгал? – пролепетала она, имея в виду и клеймо, и чувства.

– Ты никогда не узнаешь правды. – Анри застегнул рубашку. – Кроме одной: между нами все кончено.

– Ты решил меня унизить, – прошептала Урсула, – растоптать мою гордость. Это недостойно мужчины.

Анри пожал плечами.

– Такого, как я? Почему нет? Я больше не дворянин – меня лишили всех прав. Я преступник, беглый каторжник, галерник.