детка. И не пытайся улизнуть от ответа таким банальным образом.

Ида перебирала и мыла салат, укладывала его на чистое полотенце. Пока не перебрала весь – рта не раскрыла. Как могла, избегала его взгляда – такой потерянной он ее не помнил. В нем снова забился страх.

– Что все-таки произошло?

– Оставь меня в покое, Вивальдо. После поговорим.

– Нет, не после. Мы поговорим сейчас.

Закипел рис, и Ида поспешила уменьшить огонь.

– Мама всегда говорит, что нельзя готовить и разговаривать.

– Тогда брось готовить!

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, этот удивленный, несколько кокетливый взгляд был ему хорошо знаком. Но теперь в этом взгляде ему почудилось глубоко запрятанное отчаяние – было ли оно раньше?

– Но ты ведь сказал, что голоден!

– Брось. Это уже не смешно. – Он потянул ее к столу. – Я хочу знать, что случилось. Это связано с Ричардом?

– Я вовсе не стремлюсь рассмешить тебя. Мне действительно хочется, чтобы ты поел. – И вдруг прибавила неожиданно гневно: – К Ричарду это не имеет никакого отношения. Что такого может он сказать?

У Вивальдо зародилась дикая мысль, что Ричард мог наплести что-нибудь про него и Эрика, и он уже был готов напрочь все отрицать. Он надеялся, что Ида не заметит охватившей его паники.

Очень мягко он произнес:

– Тогда в чем дело, Ида?

Она устало ответила:

– Много всего. Это давно тянется, я не сумею объяснить.

– Попытайся. Ты говоришь, что любишь меня. Почему же тогда не доверяешь?

Ида рассмеялась.

– Ты думаешь, жизнь так проста? – Она подняла на него глаза и снова залилась смехом. Этот смех был невыносим. Вивальдо чуть не ударил ее – и не со злости, а просто чтобы оборвать этот смех, – но сдержался и по-прежнему стоял молча. – Ты старше, знаю, но мне всегда казалось, что ты гораздо моложе меня. Хороший мальчик, который совсем не нюхал жизни, и, возможно, никогда не узнает ее. И мне вовсе не хочется быть твоим учителем.

Последнюю фразу она произнесла ехидным тоном, устремив взгляд вниз, на свои руки.

– Пусть так. Продолжай.

– Продолжать? – Во взгляде ее было нечто безумное. – Ты хочешь, чтобы я продолжала?

Он сказал:

– Не мучай меня, Ида. Пожалуйста, продолжай.

– Я мучаю тебя?

– Тебе что, написать это на бумаге?

Выражение ее лица изменилось, она поднялась из-за стола и подошла к плите.

– Тебе может так показаться, – сказала она смиренно. Подойдя к раковине, прислонилась к ней и устремила на него взгляд. – Знай, что бы я ни делала, все это – совсем не с целью мучить тебя. У меня и мысли такой нет. Да и времени тоже. – Она внимательно посмотрела на него. – Недавно я поняла, что переоценила себя, – откусила кусок, а прожевать не могу. Не говоря уж о том, чтобы проглотить. – Вивальдо поморщился. Неожиданно Ида выпалила: – Ты уверен, что ты мужчина, Вивальдо?

Он ответил:

– Должен быть уверен.

– Хорошо сказано, – похвалила она, подошла к плите, зажгла огонь под сковородкой, вернулась к столу и развернула мясо. Посолила, и поперчила его, и натыкала чеснока – ближе к кости. Вивальдо глотнул виски, которое странным образом утратило вкус, и долил себе еще из бутылки. – Когда Руфус умер, что-то изменилось во мне, – проговорила Ида. Теперь голос ее звучал тихо и устало, как будто она говорила о ком-то другом, в нем даже звучали неподдельные нотки удивления – словно она сама все слышала впервые. Но самое удивительное заключалось в том, что он, Вивальдо, и раньше знал то, что она сейчас рассказывала, только не осмеливался этому верить. – Мне трудно это объяснить. Руфус был для меня всем. Я любила его.

– И я любил его, – сказал он с неуместной поспешностью, и тут ему впервые пришло в голову, что он, возможно, лжет. Может, он и не любил Руфуса вовсе, а боялся его и отчаянно ему завидовал?

– Мне не требуются верительные грамоты, Вивальдо, – сказала Ида.

Она окинула сковородку критическим взглядом, выжидая, чтобы та в меру раскалилась, и плеснула на нее растительного масла.

– Сейчас речь идет о том, что я любила его. Он был моим старшим братом, но повзрослев, я поняла, что сильнее его. Что бы там о нем ни думали, он был хорошим, по-настоящему хорошим человеком. Впрочем, все вы совсем не знали его, да и не могли знать.

– Ты постоянно твердишь об этом, – заметил он устало. – Почему?

– Как могли вы… как можете… до такой степени заблуждаться? Вам кажется, что вы свободны. Другими словами, вы считаете, что владеете тем, в чем испытывают нужду… чего хотят другие люди. Черт! – Она криво усмехнулась и бросила на него насмешливый взгляд. – Так оно и есть, до какой-то степени. Но все обстоит не совсем так, как вы думаете. Это вы поймете, когда другие люди начнут добиваться того же. – Она покачала головой. – Мне жаль их. И мне жаль вас. И даже немного себя – поверь, мне часто хотелось, чтобы ты оставил меня там, где я была до встречи с тобой…

– Там, в джунглях? – насмешливо спросил он.

– Да. Там, в джунглях, – черную, трусливую… такую, какая я есть на самом деле.

Вспышка охватившего его гнева погасла при этих словах, погасла так же быстро, как и зажглась.

– Иногда, – проговорил он тихо, – меня тоже посещают ностальгические чувства, Ида. – Вглядевшись в ее темное печальное лицо, он вдруг впервые представил себе, какой она будет в старости. – Я не могу понять одной вещи, – сказал он. – Ты постоянно обвиняешь меня в том, что я терроризирую тебя из-за цвета твоей кожи. Но ты ведь делаешь то же самое, изо дня в день напоминая мне, что я белый. Разве ты не понимаешь, что причиняешь мне боль? Ты как бы держишь меня на расстоянии. А я хочу только одного: быть частью тебя и чтобы ты тоже стала частью меня. Плевать мне на цвет твоей кожи – будь ты хоть в полоску, как зебра.

Ида рассмеялась.

– На самом деле все не так. Но ты говоришь неглупые вещи. – Помолчав, она прибавила: – Если я держу тебя на расстоянии, как ты выразился, то только чтобы уберечь…

– От чего еще уберечь? Да я и не хочу этого. Кроме того…

– Кроме того?

– Не верю я тебе. Не верю, и все. Ты хочешь уберечь себя. А меня предпочитаешь ненавидеть, потому что я белый, потому что так проще.

– Я не ненавижу тебя.

– Тогда почему твердишь всегда одно и то же? Почему?

Она помешала почти готовый рис, взяла дуршлаг и поставила его в раковину, потом повернулась к Вивальдо:

– Все началось с того, что вы, белые…

– Послушай только себя! Вы, белые!

– …ничего не знали о Руфусе…

– Конечно, потому что мы белые…

– Нет, потому что он черный.

– Да брось ты! И почему мы каждый раз в своих спорах поминаем Руфуса?

– Я начала тебе кое-что рассказывать, – сказала она спокойно, продолжая смотреть на него.

Он глотнул еще виски и закурил.

– Ладно. Пожалуйста, продолжай.

– У меня