— Думаю, что теперь вы не будете спрашивать меня, почему мы с Толгским тогда подписали протоколы следствия?

— А почему всё же, Иван Иванович, расскажи, интересно!

— Три месяца сидели мы в одиночках. Каждую ночь — допрос, а днём спать не дают. Мне говорят, что Толгский уже признался, а ему, — что признался я. Показывают протоколы признания. Толгский подписал из-за трусости, он сам этого не отрицает, а я думал, что в суде будут присутствовать наши заводские, они уличат нас в неправде и когда мы заявим, что нас принудили подписать признания во вредительстве, суд нам поверит и дело прекратит. Когда со мной разговаривал прокурор, я ему всё рассказал и про цех, и про нержавейку, и про вас. Рассказал и то, почему подписал. С ним можно было говорить, он не допрашивал, а расспрашивал. И даже немного обидно было — не обо мне спрашивал, а о цехе, порядках в цехе, о вас, Гольденберге, Марморштейне.

Немного помолчав, он продолжал:

— А всё это Зубов, Бреславская, Баринов, помощник Толгского Никитин — они целились в вас, а вы в то время оказались им не по зубам. Если бы вы знали, как хотел следователь притянуть и вас! Он всё время твердил, что вы не могли не знать о наших проделках. На каждом допросе повторял: «А может, он и задания вам давал? Признавайтесь, вам легче будет, ведь вы были только исполнители, вы боялись его, а потому делали то, что он вам приказывал».

Иван Иванович успокоенным уходил от меня, узнав мою роль в их освобождении, и что на моём следствии ни их имён, ни их «дело» ни разу не упоминалось, как будто бы его никогда и не было.

Неделю я сидел дома, никуда не ходил — просто не пускали домашние. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь не побывал у меня. Приходил вальцовщик Дмитрий Ровнов, Сергей Жужжалов, Василий Балясников, Алексей Погонченков, Василий Иванович Боголюбский, Николай Павлович Громов.

* * *

РОДЗЕВИЧ

На заводе в бывшем кабинете технического директора завода Родзевича встретил меня А.В. Марморштейн. Родзевич сюда уже больше не вернётся и никогда не зайдёт. Его уже нет — умер ли в тюрьме или расстрелян — кто скажет?!

Адобрая слава шла в тридцатых годах на нашем заводе об этом талантливом инженере и крупном организаторе. В марте 1935-го года он был награждён орденом Ленина, а годом позже наркомом тяжёлой промышленности Серго Орджоникидзе был премирован и персональной легковой машиной.

Сын путейского инженера Родзевич рано потерял родителей и с шестилетнего возраста воспитывался в Гатчинском сиротском доме. В 1916-м году окончил Политехнический институт в Петрограде, работал на Путиловском и Петрозаводском заводах, а потом на заводе «Электросталь». В 1925-м году он пришёл на завод «Серп и Молот».

Высококвалифицированный металлург, культурный и разносторонне грамотный инженер, чуткий и отзывчивый товарищ, Родзевич работал начальником смены, затем заместителем начальника цеха, главным инженером ОКСа, а в 1930-м году был назначен техническим директором завода.

В те годы коллектив завода подчинил свою деятельность освоению и выпуску качественной стали. Старый гужонов-ский завод менял своё лицо. Коллектив, годами выпускавший торговые сорта железа — гвозди, болты, гайки, — должен был стать предприятием по производству качественных сталей. Такова была воля народа, строящего первое в мире социалистическое государство.

Активным участником и непосредственным руководителем осуществления грандиозной программы работ по праву называли Н.Б. Родзевича. Реконструкция началась на полном ходу завода, без снижения производственного плана. Родзе-вич руководил механизацией разделки шихты и подачи её к печам, внедрял системы охлаждения крышек мартеновских печей и другими, не менее важными работами. Его широкие, многосторонние знания, глубокая эрудиция в решении самых сложных технических задач помогали коллективу завода — старым и молодым специалистам — в годы первой пятилетки внести достойный вклад в дело завершения специализации завода.

Не было такого цеха, такого уголка на заводе, которых бы не коснулась обновляющая рука времени. На месте гвоздильного цеха создали производство стальных тросов для лифтов, шахтных подъёмников и самолётов.

В 1930-м году развернули работы по строительству модельного, калибровочного и фасонолитейного цехов. В одном пролёте листопрокатного цеха началось производство нержавеющей ленты.

Все эти и многие другие работы связаны с именем Н.Б. Родзевича. Он отдавал много сил, энергии и знаний созданию новых технологий и освоению сотен новых видов продукции. В те годы завод освоил производство автотракторной стали, фасонного стального и высокомарганцовистого литья, авиационной стали, нержавеющих, жаропрочных и шарикоподшипниковых сталей, биметаллической проволоки, буровой и пружинной сталей, железа «Армко».

Тысячи тонн металла, ранее ввозившегося из-за границы, вышли из ворот завода с путёвками на новостройки нашей страны: на Днепрострой, Кузнецк, Магни тку, на московские заводы автомобилей и ГПЗ, на Волгоградский тракторный, на машиностроительные и химические заводы, во все уголки необъятной Советской Родины. Завод выпускал проходческие щиты для Метростроя, сталь «Серпа и Молота» украсила стены станции метро «Маяковская».

В 1930-м году по инициативе и непосредственном участии Родзевича была создана первая экспресс-лаборатория в мартеновском цехе, а затем исследовательские лаборатории и в других цехах завода. Понимая важность научно-исследовательских работ, он приложил много сил и энергии для создания центральной заводской лаборатории, которая стала мозговым центром завода.

С именем Н.Б. Родзевича связана подготовка кадров грамотных инженеров, высококвалифицированных мастеров и бригадиров завода. Во всём, что было сделано в те годы славным коллективом завода, есть частица неутомимого творческого труда и энергии инженера Н.Б. Родзевича. Вся жизнь его — пример беззаветного служения советскому народу.

Он обладал теми качествами, которые были характерны для руководителей нашей промышленнос ти первых пятилеток, — умением работать, вести за собой людей и любить их.

Его не стало. Многих и многих потеряла гвардия Серго Орджоникидзе за прошедшие десятилетия разгула произвола, подозрительности, необоснованных приговоров.

Я остановился только на одной жизни. А чтобы хоть коротко рассказать обо всех, кто был вырван злой рукой из рядов бойцов нашей промышленности, потребовалась бы колоссальная работа многих тысяч литераторов, историков, исследователей в течение многих лет упорного, кропотливого труда. Уж очень много их было! Таких похожих друг на друга своей преданностью любимому делу, совершенному знанию его, высокой квалификацией, накалом творческого горения и таких разных характерами, привычками, темпераментом!..

* * *

…К Марморштейну я пришёл за помощью и советом. С ним я проработал ряд лет рука об руку. Его отзывчивость к нуждам товарищей, бескорыстная помощь рабочему, мастеру, бригадиру, своему коллеге-инженеру пользовалась широкой известностью на заводе. К нему шли сотни людей с нуждами производства, за разрешением семейных неурядиц, за