материальной помощью, за содействием в получении путёвки, места для ребёнка в детских яслях, даже за содействием в приобретении пенициллина для спасения жизни ребёнка, просто за моральной поддержкой. И всем он помогал. Не было случая категорического отказа, или ссылки, что это не его дело. ЕГО КАСАЛОСЬ ВСЁ!

И ответом на это было всеобщее уважение и любовь к своему главному инженеру. Ценили его и директора завода П.Ф. Степанов и Г.М. Ильин, ценил его начальник Главспецстали И.Ф. Тевосян, начальник ГУ МПа Точинский, знали ставил его в пример многим Серго Орджоникидзе.

Вот к нему-то я и зашёл в кабинет как раз к моменту начала утренней оперативки. Он усадил меня рядом с собой, а в кабинет один за другим стали входить те, с кем многие годы я делил (десять лет тому назад) радости и невзгоды завода, с кем дружил, спорил, ссорился и мирился, строил новое и ломал старое.

Вот они, с кем я рос и мужал:

Н.П. Громов, А.Г. Погонченков, Минервин, Цейтлин, Королёв, В.И. Боголюбский, Балясников, Еленсон, Тарлин-ский, Белозёров, Елин, Болнух, Жетвин, Бабаков, Соломонов, Фрид. Вот она, плеяда воспитанников Родзевича и Субботина. Возмужавшие, накопившие большой опыт, ведущие завод от одной победы к другой.

Не скажу, что все одинаково восприняли моё появление в кабинете у главного инженера. Деловая обстановка обязывала к некоторой сдержанности, но она разрядилась к моменту начала совещания. Каждый считал необходимым поздравить меня с возвращением и задать десяток вопросов, на которые сразу и не ответишь.

— Успеете наговориться, он же вернулся совсем. А рассказать ему есть что. Давайте начинать, только покороче, из уважения к гостю «с того света». Не улыбайтесь, именно с «того света», это вам говорит Лев Вениаминович! У него двери открыты как и прежде — для всех. Я уже у него был. И не без пользы для себя. От его имени приглашаю к нему всех, кто хочет узнать, что такое «тот свет». Улыбаться перестанете, когда его послушаете.

После окончания совещания Лев Вениаминович кому-то позвонил по телефону, назвав мою фамилию. На другом конце провода попросили передать мне привет и дали адрес, где меня могут устроить на работу.

* * *

«КРАСНЫЙ ОКТЯБРЬ»

На другой же день я выехал в посёлок «Красный Октябрь», что недалеко от города Киржач Владимирской области, в ста сорока километрах от Москвы. В этом посёлке расположен завод-смежник московского автозавода по изготовлению осветительной аппаратуры автомобилей.

До станции Александров (сто один километр от Москвы) проехал электричкой, а от Александрова — сорок три километра рабочим поездом.

Вся поездка от Москвы до «Красного Октября» с пересадкой заняла около двенадцати часов, обратно — немногим более восьми часов. От станции до посёлка хорошего хода около часа — километров шесть.

Директор о моём приезде был предупреждён. При моём появлении он вызвал секретаря парторганизации. Беседуем втроём.

Живой человеческий интерес, проявленный к моему жизненному пути, а в особенности к последним десяти годам, развязали мне язык. А их интересовало буквально всё: и сколько отсидел, и много ли там таких, как я, что такое общие работы, как я остался жив, не знаю ли лагерей, где заключённые лишены переписки.

Разговаривали долго. Нет, «разговаривали», пожалуй, будет не точно, говорил в основном я, а они слушали, изредка бросая реплики, по которым было понятно, что относятся они ко мне далеко не безразлично и даже более того, не скрывали своего сочувствия ко мне и возмущения творящимся.

— Мы мучаемся, буквально — охотимся за любым инженером, а там тысячи высококвалифицированных специалистов долбят кайлом землю.

— Неужели так озверели люди, что не отдают себе отчёта в своих действиях?

— Как же это увязывается с тем, что «человек — самое ценное»?

— Но ведь сын за отца не отвечает, а вы говорите, что есть целые лагеря жён заключённых?..

* * *

…Директор предложил работу в технологическом отделе, секретарь парторганизации высказал свои соображения в пользу задействования меня в качестве технолога прессового цеха. Право выбора предоставили мне. Я выбрал цех, мотивируя тем, что завода не знаю, специальность для меня совершенно новая, сперва нужно учиться.

По всему было видно, что мой выбор и признание себя полным профаном в их деле понравилось обоим. Со своей стороны я выдвинул два условия, правда, не рассчитывая на их приемлемость, в особенности второго: завод должен дать мне комнату с меблировкой в общежитии и ежемесячно три-четыре дня числить меня в командировке в Москве.

Ни то, ни другое возражений не вызвало.

— Нам часто приходится бывать в Москве по делам завода, вот мы и используем вас для этого.

Подошли, вызванные — Полозов — начальник прессового цеха и комендант общежития. Полозову был представлен новый технолог цеха, коменданту было дано указание в пятидневный срок привести в женском общежитии в порядок одну комнату и обставить её мебелью.

— В женском общежитии вам будет спокойнее — у них и чище, и тише. Ждём вас через пять дней, а сейчас товарищ Полозов ознакомит вас с цехом и заводом в целом. Заявление оставьте у меня. С завтрашнего дня вы — технолог прессового цеха нашего завода. После осмотра завода зайдите к секретарю и возьмите постоянный пропуск на завод.

Кратко, оперативно, до предельности ясно и понятно.

В Москву приехал в час ночи. Все виды транспорта свою работу уже прекратили. От Казанского вокзала до Госпитального вала путь не близкий, затратил больше часа.

…Пять дней промелькнули незаметно. Хлопоты и сборы поглотили их полностью. За десять лет я отвык иметь хоть какую-нибудь видимость личного хозяйства. Жил на всём готовом. Везде и всюду, все десять лет, имел место на нарах или под нарами в тюрьме ли, в лагерях ли. Выла полка в столыпинском вагоне-теплушке. Привык к отсутствию постельного белья. Котелок или жестяная кружка, а то и просто банка от консервов и деревянная ложка, полностью заменяли многообразный перечень повседневно необходимых принадлежностей человека с самыми скромными потребностями.

* * *

Обзаводиться тарелками, стаканами, ножом, вилкой заключённым не разрешалось и исчезновение их из повседневного обихода мало кого беспокоило. Отсутствие минимального разнообразия одежды не вызывало особой печали и неудобств. Мужской туалет ограничивался зимой (о лете говорить не стоит, так как за десять лет оно редко навещало нас) ватными брюками, подобием гимнастёрки, бушлатом, телогрейкой, шапкой, валенками, рукавицами да парой белья. Вот в нём и жили — на работе, в бараке, в этапе, в будние дни и в праздники, днём — на себе, ночью — в головах вместо подушки, под собою — вместо перины