— Допустим. И что из того?

— Сегодня осеннее. Если то, что с ней случилось, обычный яд, подсыпанный в кушанье земной женщины, — она умрет до утра. Если же это болезнь, вызванная поворотом годового колеса, — в ней нет ничего опасного. И если она не умрет к утру, это богиня.

— А какая разница, богиня или нет? — риторически вопросил римлянин. — Все равно… Хотя мне нравится твоя версия, ирландец. Но если так, что Минерва делает в приемных дочерях у трактирщика?

— Боги — странные существа, — заметил друид, — а крещеные боги и вовсе непостижимы. Они и должны быть непонятными. А притворяться человеком — любимая игра богов. Или дело. Возможно, ей нужно занять чье-то место. Для чего-то. Ты знаешь о проделках Манавидана?

— А кто это?

— Морской бог. И большой ходок… Любимая шутка принять образ мужа.

Комес улыбнулся. При всех неприятностях гораздо приятнее быть обманутым богиней, чем влипнуть в историю по собственной дурости. А истории про идеального ходока Манавидана оказались достаточно занятными, чтобы под них дождаться рассвета. Тогда друид ушел расталкивать товарищей.

Нион Вахан, не отрывая глаз от ровно, очень ровно дышащей Неметоны, перегоняла в голове по кругу мысли. Привыкла. Что бы ни было вокруг — смотри на то, что действительно важно, а мыслить можно про что угодно. Так ее учили, и этот урок она усвоила очень хорошо — очень уж помогал. Не будь его, может, не было бы сейчас глупенькой пророчицы, была бы красивая черноволосая оболочка. Делающая только то, что скажут. Но лет с пяти она научилась убегать от учителей внутрь себя и там гоняла по кругу простенькие да глупые мысли свои. В том была главная ценность, что свои. Была и вторая — наружу не пробивались ни глупости, ни важное и интересное. И это сейчас снова пригодилось. Нион поспешно оборвала ценную мысль. Эта мысль ей сейчас не по чину пусть ее богиня думает. А Луковке довольно и мыслей, скажем, про сестер. Странные существа — сестры. У Нион Вахан их никогда не было. У нее и матери не было. Умерла родами. Была б мальчиком — мачехи б души не чаяли, обычной девочкой — затравили б до смерти. А так — отдали друидам. Отец при этом был весел — и тогда Луковка решила забыть его имя. Потом поняла — можно быть очень радостным снаружи, печальным внутри, а если там, в глубине, есть и кусочек не своей, божественной души, то и сама не поймешь, какое у тебя настроение. Но к этому времени имя надежно забылось. А друиды не напоминали. И в этом были правы. У Нион есть Неметона — не мать, не отец, не сестра. Ближе. Гораздо ближе.

А сестры — они странные. Любят друг друга — это хорошо. Это непонятно, как такое получается, без общей-то души, но правильно. Эйлет и Сиан беспокоятся за богиню. Что непонятно: почему не замечают, что Неметона в сознании. Ладно, Сиан маленькая. Но старшая могла бы догадаться! Заметно. Хотя глаза и закрыты. И уши! Дрожат, поворачиваются. Из обоих тянутся черные полоски засохшей крови. Нион бы вытерла — но теперь и дотрагиваться до богини стало страшно. Только надавишь на кожу посильнее — сразу начинает сочиться красное. Анна говорит, это хорошо. И говорит, что так Неметона говорила. Не врет. Тогда Нион еще была богиней и ложь различала. Теперь сила ушла и осталась только слабая, глупая, изнеженная и ничего не умеющая девочка, считающаяся посвященной второго уровня… А богиня молчит. Только морщится временами. Эйлет вышла. Вывела Сиан. Пора больную перевернуть — а это кровь…

— Луковка, это ты? — едва слышное.

Нион встрепенулась. Пусть у нее ничего иного нет. Только верность. Сильнее собачьей, нежнее дочерней. Но разве этого мало?

— Я всегда рядом. Если не прогонишь. Все сделаю. Скажи что.

— А что тут сделаешь?… — Слова давались с трудом. Приходилось их ловить как… как капли вина жаждущим ртом. — Кровь идет… Значит… заразы нет. Так всем и передай.

Неметона болезненно сморщилась. Челюсти напряглись. Губы, как их Нион ни смачивала, все равно выдавили капельку крови. Но ни стона.

— Ведьма говорила, у тебя есть трава, которая может снять боль.

— Опий? Нет… Расскажи, что снаружи… интересно.

Слова продирались сквозь горло, как зазубренный наконечник из раны.

— Хорошо… А почему ты при сестрах притворилась, что спишь?

— Эйлет… всех позовет. Расспрашивать будет.

Нион захотела себе язык вырвать. Дрянь любопытная! Не лучше смертных сестер богини!

— Прости, что спрашивала… — вспыхнула виной. И торопливо заговорила, спеша исполнить просьбу больной. — Сначала тебя в храм занесли. Людей всех прогнали, чтобы воздух был. Мэтр Амвросий сказал, что яд виноват. Тогда все ворота закрыли и начали искать. Повара, что пир готовили, до сих пор все под замком. Хуже них пришлось только королю и варварскому послу. Король оказался кругом виноват — его пир, а хозяин за гостя отвечает. А тут не просто на пиру — за его столом отраву подносят! Тут и отец твой взвился. Знаешь, сколько людей твоего клана в городе живет? Мно-о-ого! И воинов сразу много собралось. Сколько пальцев на руках и ногах вместе. Те, кто в поход с тобой ходили, да местные, да твоя семья. Вот их Дэффид разослал ко всем воротам да на все стены — не доверял городской страже. А потом другие кланы своих привели. Стало как в осаде! Но главными все равно оказались твои родичи — все понимали, что они в своем праве и раз король не против, так пусть командуют. Так что Кейр взял восточные ворота, Эйлет — западные, северные — лично Дэффид. А на юге ворот нет, там луг заливной… Глэдис внутри осталась, со мной и лекарями. А у дверей храма твои большие встали. А в качестве командира при них — Эйра. Взяла щит, копье — и ну командовать. Видела бы ты их физиономии! Но ничего, скоро оценили — у Эйры голосок тоненький, почти как у тебя, и когда она кричит — все слышат. Даже кто очень не хочет. Что еще? Принц Рис тоже нашел своему войску применение. Приставил как охрану к послам. Он же на них подумал — не знаю почему, но тогда я была тобой и все-все понимала. Что Дэффид подумал на короля, принц — на саксов, саксы — на епископа, епископ — на кого-то, кого нет в городе, ученица твоя — на бога Мабона. Мне даже смешно стало. И о тебе очень беспокоюсь, и понимать стараюсь — а мне это трудно. Особенно командовать. Я ведь только часть тебя на самом деле. Поэтому я только один раз и распорядилась. Но ведь не подвела?

Неметона согласно взмахнула ресницами. И снова улыбнулась — до крови. Не удержалась. Уж больно молитвенно задала вопрос Луковка.

— Вот. Я твоим голосом говорила, кто будет слушать меня саму?

— Я, — выдавила Неметона. И даже ухом слабенько дернула.

— Спасибо. Ты правда меня слушаешь? То есть чего я хочу, а не когда я рассказы рассказываю, вот как сейчас? — В другое время Нион бы от счастья прыгала. Сейчас сил на это не было. А оттого вдруг приблудилось понимание, такое, что ладошки рот закрыли. — Ой! Ты же меня насквозь слышишь… Ты, пожалуйста, не делай всего, чего я хочу. Я иногда злая бываю. Нажелаю кому-нибудь гадостей, а потом сама жалею. Или, по крайней мере, делай не сразу.

— Не буду. Что… еще?