— Да, Лопатин не исключает, что это не случайно, что Сима обо всём знала и имела свой интерес. Да, Николай Палыч Дедко к Неделько относится в целом хорошо, однако… он вообще добра ни от кого не ждёт.

— Слушай, милый, они люди как люди, но со своими устоявшимися взглядами. Предубеждение, конечно, есть! Что делать, у них свои особенности, а у тебя свои! — вздохнула она.

Карп, всегда потенциально готовый получить с этой стороны удар, недолго думая, ответил.

— Жень, не согласен! Ты знаешь, я трезвый человек. Но независимый. Я не хочу, не стану держать людей, которые… Да, думают они, мой шеф дерьмо, но мне нужны деньги, и я терплю! Пусть зарабатывают где-нибудь ещё! Катятся к чертям собачьим, я… — Карп рычал. Голос его сорвался, он сжал зубы и судорожно глотнул. — Ты знаешь, я просто человек. Я понимаю… Ох, я понимаю, конечно, всё бывает. Сима в последнее время какая-то странная. Следует разобраться…

— Пуша, остынь. Мою позицию ты знаешь, а я, как никак, «БЖ».

— ???

— БЖ — это бывшая жена.

— Ты брось, ты не БЖ, а ЛД, или лучше — ДБД.

— Так, это что?

— Лучший Друг и Друг Без Дураков! — расшифровал Карп и взял в свои её загорелую руку.

— Спасибо, Пуша. Но я ещё была — «АХ». Погоди, ты не разгоняйся. Я совершенно уверена в Симе, а ты, если разгонишься, и её разнесёшь вдребезги, и себя. Давай возьмём паузу, и я буду действовать дальше. А её пошлём в командировку в Эстонию, она давно собиралась, и виза готова. Там дело идёт об истории семьи, не о покупках.

— Женьчик, я тебе сразу не сказал… Не успел сказать. Сегодня ещё одна такая же бумага пришла. Всё тоже самое. Краденные экспонаты по её списку, и все у нас.

— Пу-ша! Пошлём её в командировку? Доверься мне, раз я тебе ДБД! И что такое — «АХ», наконец?

— Не догадалась, финдиректор?

— Нет, и теперь чешется узнать — нету сил!

— Тогда слушай внимательно, Женьчик. В командировку — пошлём. Ты получаешь карт-бланш. Остаётся только «АХ». Так вот, это Ангел-хранитель, теперь поняла? — и он поцеловал её руку около колечка с аметистом, которое сам однажды и подарил.

Глава 65

Изумительный город Таллин, словно в сказке Андерсена вдруг очутилась. Раньше мы хотели вместе с Карпом в Скандинавию съездить, а теперь… Нет, вот об этом я не должна. Хорошо, что я сюда приехала, воздух тут особенный смолистый, красноватые сосны и мох… Серафима шла по дорожке через сосновый бор у самого моря, к белым песчаным косам, уходящим в его светлые холодные воды. Между соснами росла земляника, а рядом с мшистыми камнями кустился густой черничник с кружевными листиками и сизыми, словно голуби, влажными ягодами. Неделько посмотрела на карту, сориентировала её по солнцу и определилась.

«Парк должен бы здесь начаться. Особняка уже нет, столько лет прошло — революция, войны, но я всё равно уверена, что парк найду.» — Она прошла ещё немного вперёд и очутилась на берегу. — «Да вот же!»

Перед ней лежала холмистая местность с каменными лестницами. Потрескавшиеся ступени кое-где поросли травой. А на возвышении невдалеке Сима увидела полуразрушенную розовую беседку и окончательно уверилась, что не ошиблась.

Это был Фалль. Имение Волконских под Ревелем, он же Таллин, куда «Она» приезжала и где всё началось. Всё, теперь можно было возвращаться и искать дом Артура Сеппа.

В пригород Таллина — Кейла Серафима добралась довольно быстро, а после расспросов нашла и вымощенный серым ракушечником узкий проулок. Аккуратный домик с круглыми окнами, имитирующими иллюминаторы на корабле, и с большим, выкрашенным белой краской штурвалом на фронтоне был окружён стриженой жимолостью. На воротах красовалась табличка, где Неделько с удовлетворением прочла: «Артур Сепп, доктор исторических наук». Она позвонила в электрический звонок. На ступенях появился хозяин, сопровождаемый большим добродушным золотистым ретривером. А уже через полчаса они сидели на веранде перед подносом с красной смородиной и рюмочками хереса. Сепп говорил, Сима слушала, затаив дыхание и по-детски приоткрыв рот.

— Вы были в парке, вернее, руинах прежнего парка. В нём раньше каштаны росли и лиственницы. Знаете, мы с вами сходим обязательно вместе, я вам камень покажу. Там с помощью долота и молотка высечены имена детей Волконских. Огромный такой камень, очищенный от мха. Ещё недавно скамейки можно было найти. Традиция такая была — гости имения дарили хозяевам на память чугунные скамейки со своим гербом и просили поставить на их любимых местах.

— Господин доктор Сепп, — Сима улыбнулась, — вы свободно говорите по-русски! Я голову ломала, как мы будем беседовать. Эстонского я не знаю, а Вы не обязаны со мной на английском…

— У меня хороший английский! — гордо заметил загорелый спортивный маленький историк и погладил седую шкиперскую бородку.

— Вы не обиделись? Простите, пожалуйста! — смутилась Неделько, так как вместо комплимента вышла неловкость. Я вообще-то хотел попросить Вас описать мне дом. Так жаль, что он не сохранился.

— О! Что Вы, какие обиды. Я кончал Тартусский университет, когда там еще преподавали такие люди, как Лоттман. Как я мог себе позволить плохо знать языки? Да, так о чём я? Дом! Дом был нарядный и уютный. Там любили цветы, и потому было много цветов. Из окон открывался прекрасный вид. Представьте себе: сам особняк выстроен в готтическом стиле, мебель тоже готическая — белая с чёрным, картины, книги, из окон слышен шум водопада. Или вот ещё — из спальни был выход в восьмиугольную «башенную» комнату, где стояло бюро с вензелями, висели миниатюры и портрет империатрицы Марии Фёдоровны, писанный пастелью в Версале.

— Так там и башня была?

— Ну какой же замок без башни! А я всегда считал замком этот дом. Что основатель Фалля граф Бенкендорф, что брат его Константин — какие всё имена! На памятнике Константину было высечено — «Он кончил службу, кончив жить». Каково?

Серафима прикрыла глаза. А доктор Сепп расказывал, как в большой колонной комнате на Эраре играли Шопена, как поднимался из долины туман и окутывал бронзовую статую Аполлона на другой стороне реки, а несравненная Зоннтаг, в замужестве графиня Росси, глядя на него, пела, опершись на рояль.

— Вы подумайте, говорил он, — адъютант Бенкендорфа князь Львов написал в этом доме «Боже царя храни!». И всё августейшее семейство бывало тут. С северной стороны дома на лужайке выросла целая роща, каждое дерево которой было обнесено именными решётками. Их посадили члены императорской семьи, начиная с самого