Мы с Тимой рысью побежали в гараж. Начгар — пожилой техник-лейтенант встретил нас преувеличенно любезно. Это мне сразу не понравилось. Лейтенант ненавидел нас за то, что мы бьем машины, не бережем машины, вообще за то, что мы на них ездим. Может быть, он хотел, чтобы они ездили на нас?

—      Как же! Имею приказ. Машину — в ваше распоряжение. И водителя, москвича — тоже, — с подозрительной готовностью сообщил лейтенант.

Мы в глубоком изумлении стояли перед новёхонькой, — да, она действительно была только что из обкатки, — легковушкой.

Это была «эмка»! Популярнейшая в те годы машина, абсолютно непригодная для фронтовых дорог. Сверкая всеми своими металлическими частями и лаком, она откровенно смеялась над нами, скорбно стоящими около нее.

Но что было самое удивительное: машина не была закамуфлирована. Среди снежной зимы она прошла своим ходом от Москвы до штаба фронта...

—      Вот так, — сказал начгар. — Такой уж водитель, — загадочно добавил он.

—      Давайте его сюда, — мрачно сказала я.

—      Недобежкина ко мне! — приказал начгар, открыв дверь в дежурку.

Из дежурки донеслись мощные раскаты хохота.

—      Прекратить цирк! — рявкнул начгар.

В дверях появилась фигура. Это был маленького роста паренек, щупленький, белёсенький, с мелкими чертами лица, один из тех, кого у нас называли «недомерками». При фамилии Недобежкин это было просто ужасно. Он был одет в новенькое, с иголочки, пальто модного «москвошвеевского» покроя, франтоватую кепочку в крупных пупырышках, шею обвивал шелковый полосатый шарф. Со всем этим контрастировали огромные, не по росту, валенки, многократно подшитые, не то что б/у, но уже вполне готовые к списанию.

Весь облик необыкновенного водителя удивительно гармонировал с его машиной: модный, новенький и бесполезный.

—      Добрый день! — бодро поздоровался Недобежкин.

—      Здравия желаю! — подчеркнуто ответил Тима.

Начгар повернулся к нам, разводя руками: «Сами, мол, видите, каков экземпляр!»

Я молчала, прикидывая в уме, чем можно прошибить начгара, чтобы заменил машину, а заодно и водителя.

Между тем Недобежкин нежно и придирчиво оглядел свою машину и, вытащив из кармана совершенно чистую, белую портянку, принялся вытирать несуществующее пятно.

—      Красавица, а? — хвастливо спросил он.

Мы молчали. Тима сосредоточенно рассматривал валенки Недобежкина.

—      Сменял в дороге. Хорошие сапоги отдал. Шевровые, — радостно сообщил Недобежкин.

—      Слушай, товарищ водитель! Кто это тебе всучил «эмку», а? Ты что, на массовку выехал? В Архангельское или на Клязьму? У твоей красавицы посадка какая, а? Куда она нам?

Недобежкин слушал меня, как слушает первый ученик учителя. Вдруг лицо его засветилось:

—      Вот вы насчет чего! Так не сомневайтесь. Она у меня всюду пройдет. А мне ее никто не совал.

Он запнулся и объяснил:

—      Мне «козлика» давали. Так он же старый, ну просто кусок урода. А я подумал: на фронт же! Надо что получше. И угнал эту.

Час от часу не легче!

—      Как это «угнал»? — подавленно спросил начгар.

—      Ну так. Мне же «козлика» давали, а я попутал «эмку»...

Недобежкин замолчал, сокрушенно моргая белёсыми ресницами.

—      Почему вы в штатском, Недобежкин? — устало спросила я.

—      Мне не положено, — весело ответил Недобежкин, — я же вольнонаёмный.

Тут Тима громко захохотал.

—      Как так? — удивился начгар.

—      Видите ли, товарищ, меня не хотели призывать, поскольку у меня со зрением... Вот... Я в очках работаю. — Недобежкин вытащил из кармана щегольские окуляры в роговой оправе и нацепил на свой незначительный нос.

—      Ох, умора! — тихо простонал Тима.

Надо было как-то кончать весь этот ужас.

—      Хорошо, Недобежкин, вы пока идите. Мы посоветуемся тут, — неопределенно сказала я.

—      Подождите. Разрешите обратиться к водителю... — обернулся ко мне начгар. — Как вы проехали без камуфляжа, товарищ водитель?

Недобежкин доверчиво улыбнулся.

—      А! Знаете, меня всюду заставляли. Даже в одном штабе задержали, хотели машину отнять. Еле уехал. Да разве можно такую машину белилами мазать? Нет, нет, я не дал.

Это было неслыханно!

—      Здесь же фронт. Здесь стреляют... Пу-пу! — Тима показал пальцами, как показывают детям. — И сверху бомбочки падают: бззык — и спёкся!

—      ...Да... — неуверенно ответил Недобежкин, — ну, я ховался...

Он «ховался»! Подумать только! Вдруг мне пришла в голову мысль. Он не был «недомерок». Наоборот, он был рослый мальчик.

—      Давай без дураков. Сколько тебе лет?

Недобежкин побледнел. Все смотрели на него выжидательно, но он молчал, накрепко сжав губы. История начинала проясняться.

— Зачислим тебя как вольнонаёмного шофера. Давай аттестат: поставим на довольствие. Пока всё! — сказал Тима.

Недобежкин растерялся:

—      Аттестат? Так я же не закончил.

—      Чего не закончил?

—      Да школу же. Я с шестого класса ушел работать. А тут война, я на шоферские подался.

Это невозможно было выдержать! Начгар хохотал какими-то всплесками, словно у него был полный рот воды. Тима визжал, как поросенок. Недобежкин не имел понятия о продовольственных аттестатах!

Мы выехали на передовую на «эмке». Мы выехали на ней, как пижоны, делая вид, что так и надо, и ничего тут нет особенного. Все мальчишки, кто только остался в городе после эвакуации, бежали за нами по заснеженным улицам, крича во все горло: «Артисты приехали! Привезли лилипутов — ура!»

Оказалось, что незадолго до войны здесь были расклеены афиши о гастролях лилипутов. Они так и не состоялись, лилипутов не увидели, но многообещающие афиши оставили неизгладимый след в душах.

Недобежкина успели обмундировать, но аттестат ему так и не выправили. Мы решили, что прокормим его на своих.

Он обращался с машиной, как с конём. Давая газ, приговаривал потихоньку: «Ходу, ходу, милая!» На объездах предостерегающе шептал: «Ти-хо!» Иногда, нагнувшись над баранкой, прислушивался к ходу и удовлетворенно откидывался на спинку, бормоча: «Так, так».

Он был, безусловно, со странностями, наш водитель. А из-за роговых очков Тима прозвал его «аспирантом».

Мы ехали с предельной скоростью без препятствий. День клонился к вечеру. В сумраке по сторонам дороги вырастали и исчезали поселки, колодцы, разбитые церкви на высотках, деревья со срезанными артиллерией вершинами, поля, изрытые воронками. Под легким ветром чуть-чуть курилась снежной пылью дорога. Военные машины и танки устремлялись в ту же сторону, что и мы. Фронт пришел в движение: все двигалось строго на юг, с тем чтобы на середине пути повернуть на магистраль.

Между тем ветер переменился, теперь он дул нам навстречу и набирал силу, казалось, с каждой минутой. Уже пуржило и заволакивало перспективу, и ведьмовский свист слышался в шуме ветра. В этой погоде было свое преимущество: фрицы не летали.

Недобежкин стал проявлять беспокойство. Как только мы въезжали в населенный пункт, глаза его быстро обега́ли улицу в поисках чего-то. Покачав головой, он жал дальше.

—      Что вы всё высматриваете, Недобежкин? — наконец спросила я.

—      Да, знаете, что-то колонка долго не попадается, — ответил он.

—      Какая колонка? — Ужасная догадка просто обдала меня холодом. Так и есть!

—      Бензоколонка, — ответил необыкновенно спокойный водитель.

—      Ты что же, не взял запасной бак? —