—      Взял. Я взял полный бачок.

Это слово «бачок» мне всё сказало.

—      Останови машину!

Всё было ясно. В багажнике стоял бачок-лилипут. Нам не хватит горючего!

—      Убить тебя, заразу, мало, — сказал Тима.

Я молчала. Ругать Недобежкина было бесполезно. К тому же я вспомнила «цирк» в дежурке. Не «разыграли» ли нашего водителя «хохмачи» из фронтового гаража? Недобежкин был для них просто находкой.

Мы снова, но гораздо медленнее, двигались в сплошном снежном крошеве, уже не обгоняя, а пропуская тяжелые грузовики.

Я утешала себя мыслью, что завтра днем мы будем в райцентре, кажется, там стоит сапёрный батальон, а в этом батальоне, кажется, я бывала. И может быть...

—      Послушайте, Недобежкин, кто вам подал эту светлую мысль насчет бензоколонок?

—      Я в гараже, что-то слышал, у вас в штабе...

—      Ну, а по дороге из Москвы вы тоже снабжались из бензоколонок? — ехидно спросила я.

—      Нет, из Москвы мне запас дали. Но я думал, тут фронт, тут все лучше организовано.

Какая-то логика в его рассуждениях была. Логика наивности.

Быстро стемнело, дорога становилась все хуже. Мы уже останавливались и, схватив лопаты, отбрасывали снег и, навалясь сзади, помогали водителю сдвинуть с места нашу «эмку». Уже, не веря карте, вглядывались во тьму в надежде, что замигают там огоньки.

Машина все чаще буксовала в снегу. Запас бензина таял. Мы отбивали у пурги жалкие кусочки пути.

Всё! Впереди в сугробе темнела полуторка. Около нее понуро стояла огромная заснеженная фигура. Видно было, что они уже давно «загорают» — машину занесло с колёсами. Что ж, они думают тут ночевать, что ли?

Но на машине стояла бочка. Бочка! И она не могла быть ни с чем иным, как с горючим!..

Мы остановились, подъехав вплотную.

—      Товарищи, у вас лопаты есть? — безнадежно прозвучал бас из глубины овчинного воротника.

—      Кто у вас старший?

—      Я. — Тулуп представился: — Старшина Ерошкин. И водитель. Двое нас.

—      Горючее везете? — с вожделением предположил Тима.

—      Так точно. Выезжали — погода была. Как лопат не захватили! — сокрушался Ерошкин.

—      Ребята, берите лопаты, наваливайтесь! Будем вместе добираться! — предложила я.

Тима и Недобежкин взметали тучи снега. Луна выкатилась из марева, затуманенная, неверная, но все же как-то успокаивающая.

—      Садитесь, старшина, в нашу «эмку»! Погрейтесь. — Тима откупорил фляжку.

Дело пошло веселее. Медленно, но мы всё же двигались вперед. Сквозь метель, против ветра.

Мы остановились на ночлег в деревне, занесенной снегом по застрехи, насилу достучавшись в избу на околице. Ночью я несколько раз выходила во двор, заставленный сугробами. Уже не мело, но пути не было. И вся надежда оставалась на то, что для расчистки фронтовой дороги будут брошены к утру войска. Мы не знали, что произошли изменения в плане передвижения и основной поток машин направлен в обход.

Наступило утро. Когда я спрыгнула с печки, старшина и Тима рубали щи из общей миски. А во дворе хлопотали Недобежкин и ерошкинский водитель. Перекинув шланг из бочки, Недобежкин бодро перекачивал бензин в нашу машину. Все шло отлично.

Но в деревне стояло уже несколько машин. Но было никакой надежды преодолеть снежные Гималаи впереди.

В нашей избе собрались пять офицеров. Мы приняли решение единодушно: искать трактор, который проложил бы дорогу нашим машинам.

Видавший виды, старенький «харьковчанин» зацепил трёхтонку, за нее зацепилась полуторка. Поезд замыкала наша «эмка». Мы ринулись в снежный завал.

Через два часа мы добрались до расчищенного шоссе и включились в поток машин, энергично катившийся на юго-запад.

«Эмка» шла без помех, и мы уже примирились с ней. Как-никак она имела щеголеватый вид, и мы производили повсюду впечатление почти что генштабистов!

Мы даже очутились точно в срок в небольшом городке, сейчас необыкновенно оживлённом: здесь скопилось множество машин с бойцами всех родов войск. Мороз стоял страшный, на улицах горели костры, люди притопывали вокруг них, кляня крутую зиму, и тут же утешались тем, что фрицам приходится туго.

Лёньчик сокрушался, бормотал что-то насчет теплого гаража. Мы уже привыкли к его фантазиям и не обращали на них внимания.

После короткого отдыха мы собрались снова в путь. Тима послал Недобежкина разогревать машину. Она стояла с десятком других прямо на площади.

Не успели мы собрать свои вещевые мешки, как в избу вошел какой-то сержант.

— Там ваша «эмка» горит, — объявил он флегматично.

—      Как горит? Налета не было, зажигалок не бросали...

—      Ваш водитель сжег, — уточнил сержант.

Мы побежали на площадь. Все машины разъехались, и только одна наша «эмка» сиротливо приткнулась к стене. Перед ней стоял Недобежкин белее снега. Мне показалось, что он плачет. Я перевела взгляд на машину: радиатор полетел к черту, распаялись трубки! Возле валялась обгорелая солома.

Всё было ясно.

—      Они же мне сказали: разогревай, мол, так, — произнес Недобежкин глухо и, сев на снег, зарыдал.

Кое-как мы закатили злосчастную «эмку» во двор и, злые, измученные, сели за дощатый стол в доме.

—      Военный совет в Филя́х, — сказал Тима.

Мы не приняли шутки.

Я сказала:

—      Рядом железная дорога. Доберемся поездом. Машины, считай, нет!

Я увидела, как сверкнули глаза Недобежкина, но меня это мало трогало, и я добавила едко в его сторону:

—      Что посеешь, то пожнёшь.

Недобежкин спросил, вызывающе глядя на меня:

—      А машину куда?

—      Оставим, — беспощадно решил Тима. — Починят — послужит городу.

—      А я?

—      Ты с нами поедешь. Дадут тебе другую машину.

—      Я не поеду! — ответил необыкновенный водитель.

Это было уже просто недопустимо, и я напомнила про военный трибунал.

—      Послушайте меня, вы можете меня послушать? — взмолился Недобежкин.

—      Через час мы должны быть на станции. Вы военнослужащий. Исполняйте, — приказал Тима.

—      Я вольнонаёмный, — отрезал этот «недо...», этот никчемный, неуместный в нашей фронтовой жизни пижон. — Я не могу ее бросить. Найду какие-нибудь мастерские. Поставлю новый радиатор и догоню вас. Увидите. — Теперь это звучало жалобно.

—      Интересно, что ты будешь есть? У тебя нет продаттестата, — ледяным тоном произнес Тима.

—      Как-нибудь. — Голос Недобежкина дрожал.

—      Ну его к чертовой матери! — сказал Тима. — На что он нам сдался? — Он вынул три банки тушенки и пакет сахару и дал Недобежкину.

—      Отремонтируешь машину — следуй строго на юг вот таким путём... — Тима развернул карту.

Недобежкин отметил пункты, через которые ему следует ехать. Мы объяснили ему, что у военных комендантов на станциях он может узнать, проехали ли мы.

Растолковали мы это исключительно для проформы, не сомневаясь, что Недобежкин ничего такого не проделает. В лучшем случае он пристанет к какой-нибудь части, где лишняя машина — находка, и будет чудить дальше.

—      Вам понятно задание, Недобежкин? — спросила я. — Вы обязаны догнать нас. Мы будем возвращаться в штаб фронта на нашей «эмке».

—      Обязательно, — ответил Недобежкин. — Я ее доведу до путя.

Это была чистая комедия.

«Вернее всего, что мы с тобой никогда не встретимся, — думала я. — Попробуй отыскаться в