– Смогу, – решительно кивнула я. – Я буду глядеть в оба и искать. Если эта звездочка будет предназначена мне, я ни за что ее не упущу.

Миньминь долго смотрела на меня, а потом сказала со слезами на глазах:

– И все-таки мне хочется плакать.

– Тогда плачь, – мягко ответила я. – Только не слишком долго. Помни: когда закончишь плакать, поскорее вытри слезы и подними голову к небу, чтобы не пропустить предназначенную тебе звезду.

Я едва успела договорить – Миньминь бросилась в мои объятия, рыдая во весь голос. Я крепко прижала ее к себе и принялась машинально похлопывать по спине. Чувствуя, что сама вот-вот заплачу, я открыла глаза как можно шире и задрала голову, не позволяя слезам катиться по щекам.

На другой день я, увидев императора Канси, была охвачена беспокойством. Я не знала, что обсуждал с ним господин Суван Гувалгия, но мне казалось, что это было нечто поважнее романтических отношений.

Его Величество был занят просмотром документов и почти не обращал на меня внимания; я же, стараясь быть осторожной и незаметной, прислуживала ему. За весь день император Канси не произнес ни слова, словно вчера ничего не произошло. Я мало того что не успокоилась – наоборот, чем дальше, тем сильнее становился мой страх. Я опасалась, что чем тише обстановка сейчас, тем яростнее будет буря, что разразится в будущем. Впрочем, я все равно не могла ничего поделать, и мне оставалось лишь точно так же притворяться, будто ничего не произошло.

Вечером я сходила проведать Миньминь. Ее глаза покраснели и припухли, став похожими на два грецких ореха.

– Да уж, на людях тебе показываться не стоит, – со вздохом покачала я головой. – Неудивительно, что ты не выходишь из своего шатра.

Наискось лежа на мягкой подушке, Миньминь сообщила:

– Все случилось так, как ты и говорила. Отец обещал упросить Его Величество не выдавать меня замуж, сказал, что позволит мне самой выбрать жениха здесь, в степях. Однако отец сказал, что Цзоин Иргэн Гьоро – весьма неплохая партия.

Кивнув, я тепло взглянула на нее и ничего не ответила. Губы Миньминь вдруг изогнулись в улыбке, и она добавила:

– Отец очень тебя хвалил, сказал, что его вовсе не удивляет то, как высоко Его Величество ценит тебя.

Я изумленно уставилась на Миньминь, и та, сев прямо, пояснила:

– Я сказала отцу, что все поняла и больше не хочу становиться женой тринадцатого принца. Он решил, что я вздумала одурачить его и говорю это, просто чтобы меня не выдавали замуж. Тогда я рассказала ему все, что ты сказала мне тогда.

– А про нас с восьмым принцем? – тут же испуганно спросила я.

– Я грубая и неотесанная, но все-таки не глупая, – перебила Миньминь. – Кроме нас с тобой об этом больше никто не узнает.

Я с облегчением кивнула, и она продолжила:

– Я расплакалась и сказала отцу, что все осознала: тринадцатый принц не подходит мне, и мне нет смысла становиться его женой, не пойду замуж! Слушая меня, отец только ахал и говорил, как мне повезло, что у меня есть такая подруга, как ты. Еще он сказал, что мне не нужно притворяться, будто я собираюсь перерезать себе горло, – он не станет заставлять меня выходить замуж за Цзоина.

Я с улыбкой глядела на эту смелую и решительную девочку, которой, без всяких сомнений, и правда очень повезло.

– Жоси, – вдруг сказала Миньминь, – можно мне звать тебя старшей сестрой?

– Зови, – с улыбкой разрешила я. – Но только наедине. На людях нельзя.

Торопливо пообещав так и делать, она ласково позвала:

– Сестрица.

Мы обе засмеялись, держа друг друга за руки.

На ее лице еще сияла улыбка, но в глазах притаилась печаль. Я вздохнула: тяжело ей будет все забыть. Сказать всегда проще, чем сделать. Многие люди прекрасно осознают, как следует поступить, но, когда доходит до дела, многие ли могут поступить так, как следует? Миньминь и без того сделала немало.

После долгого молчания она вдруг произнесла:

– Сестрица, я боюсь, что, даже если найду ту самую звезду, все равно не смогу забыть его голос и улыбку. И я не хочу, чтобы он забывал меня. Я хочу станцевать для тринадцатого принца, чтобы всякий раз в будущем, когда он будет глядеть на чей-то танец, он вспоминал обо мне, о той, что когда-то танцевала для него.

Я кивнула ей, показывая, что поняла, и ласково сказала:

– Я обязательно помогу тебе сделать так, чтобы тринадцатый принц никогда не забыл то, что увидит.

Печально улыбнувшись, Миньминь бросилась в мои объятия.

Теперь я была вся в заботах и отключалась, едва коснувшись головой подушки. Когда я открывала глаза, было уже совсем светло; не успев встать с постели, я уже начинала тщательно обдумывать фасон костюма, сочетания цветов, думала о том, как следует соорудить сцену и как объяснить мастерам, какого эффекта я хочу добиться. Нынешние технологии не позволили бы воплотить задуманное, и мне пришлось изобретать компромиссы.

Каждый день после службы я сразу отправлялась к Миньминь. Ее брат Хэшу, вынужденный бегать туда-сюда по нашим поручениям, то и дело горестно вопрошал:

– Что же вы, в конце концов, задумали?

Но стоило Миньминь надуть губы, как он тут же с улыбкой говорил:

– Хорошо, хорошо.

Господин Суван Гувалгия удовлетворял любую нашу просьбу и давал все, что мы просили, не спрашивая о причинах, и лишь улыбался всей этой суете. Он уже сходил к императору Канси и обо всем поведал, что облегчило воплощение нашей задумки.

В один из дней, когда собрались все принцы и сановники, я подавала чай, и император Канси сказал, глядя на меня с улыбкой:

– Ты целыми днями носишься туда-сюда, и мастера, слушая твои указания, строят нечто грандиозное. Сегодня тебе нужен шелк, завтра понадобится атлас – размах велик, но, если твои проделки не увенчаются успехом, смотри, как бы тебе не опростоволоситься! Не вздумай опозорить нас, возле нас и так нет ни одного человека, заслуживающего уважения.

– Нужно лишь, чтобы Ваше Величество немного помогли своей служанке, – поклонилась я. – Если Ваше Величество скажет, что получилось хорошо, то кто осмелится смеяться над вашей покорной служанкой?

– А если выйдет плохо, то ты будешь первой, кого мы будем ругать, – улыбаясь, шутливо пригрозил император Канси.

Я лишь улыбнулась в ответ, снова кланяясь.

– Если выйдет плохо, то первой нужно будет бранить Миньминь, – рассмеялся господин Суван Гувалгия. – Это она у нас любит безобразничать.

Весело взглянув на меня, император перевел взгляд на Цзоина Иргэн Гьоро и сказал: