или тонком журнале, да ещё книжечку напишешь». Эх, его устами да мёд пить…

Много чего я наслушался, к примеру, Фаина по поводу отношений с начальством сказала: выпьешь седуксена и идёшь к нему, к проклятому… Лично я не пью седуксен и ничего подобного, я успокаиваю свои нервы чтением книг. Последняя – «История нравов» Эдуарда Фукса. Одна лишь цитата: «Проехать вдоль и поперёк всю страну Нежности, прежде чем въехать в его столицу Наслаждения…»

Комментарий 31 год спустя. В дневнике тогда записано подробно, кому звонил, с кем договаривался, кто сочувствовал, кто равнодушно отворачивался и т. д. Спустя годы это уже совсем неважно и неинтересно. Лишь перечислю на выдержку, куда меня могла забросить судьба, но не забросила по тем или иным причинам. Журналы «Латинская Америка» и «Сельское хозяйство России», журнал «Советский экран» и издательство «Просвещение», газеты «Советский спорт» (была вакансия человека, занимающегося ватерполо) и «Труд» (было дано даже первое здание – написать о бригаде арматурщиков из Клина, которые жаловались в письме в редакцию, что хотят «работать хорошо», а им не дают). Было несколько вариантов внутри Комитета, перейти в другие отделы. Кадровик Кулаковский спросил: «А в Индию хочешь?» Но все варианты отпали…

23 апреля

Вчера была Пасха, она совпала с ленинским днём. Голубое небо, красные флаги, относительно тепло и рой людей возле церкви на Соколе. В субботу поехал на Ваганьково, с трудом купил живые тюльпаны в базарном море искусственных цветов. Поговорил с мамой. И тяжёлыми шагами пошёл прочь. На выходе неожиданно заметил небольшую скульптуру: ангел держит раскрытую книгу… Всё правильно. Только ангел может читать книжку Бытия и знать все события наперёд. Для нас, смертных и грешных, эта книга – за семью печатями. И что нас ждёт впереди, ведает один Бог…

24 апреля

Вдруг мне в голову пришла фантастическая идея, совсем в стиле Остапа Бендера, пойти в Министерство торговли РСФСР, к министру Шиманскому, который был когда-то моим институтским преподавателем политэкономии. Его не оказалось на месте. Секретарша лукаво спросила, узнав, что я – журналист: «А вы что хотите: машину или гарнитур?» На мои удивлённые глаза ответила: «Все просят машину вне очереди или мебельный гарнитур». «Нет, – сказал я, – мне гамсуновские стулья не нужны…» Огорчённый невстречей, иду по коридору и вижу табличку «П.И. Куренков» – ещё один знакомый по Плехановке, комсомольский вожак. Я нахально вваливаюсь к нему: «Петя, не узнаёшь меня?..» Он моргает глазами. Узнал, но с трудом. Я ему: «Хочу совершить рокировку и вернуться обратно в торговлю каким-нибудь небольшим начальничком, что можешь предложить?» Он растерянно сказал, что подумает, а в этот момент Петру Ивановичу, на всякий случай – заместитель министра, принесли обед на подносе, под салфеточкой, из-под которой торчали аккуратно нарезанные зелёные огурчики… Н-да, нас разделяли не только 22 года разных путей, но и различный социальный статус: он – крупный чиновник, а я – почти безработный журналист. И совсем ему не «Петя, друг!». Он приступил к трапезе: к пахучему супчику и хрупким огурчикам, а я вышел из дверей министерства на улицу, где начал накрапывать дождь.

30 апреля

Весна всё-таки прорвалась сквозь все преграды и препоны зимы. С утра +13. Слегка накрапывает дождь, но веет приятной тёплой свежестью. Проглядывается во дворе дымка, ещё немного – и деревья задёрнутся нежной вуалькой. Молодая поэтесса Кузовлева восклицает сегодня в «ЛГ»: «О, радость весеннего чуда: первый луч, первый лист, Первый май!..» И далее – «Ощущение первой удачи и предчувствие близкой любви». Для любви я уже староват, и хватит для меня Ще, а вот удача крайне нужна. Удачи и немного везения, хотя Фон уже утверждает, что я – везун, и так всё быстро устроилось, но «гоп» пока всё же не говорю…

Во время гуляний с Ще ведём бесконечные разговоры о нашем житье-бытье. Ще заявила, что давно надо было уходить с радио и заняться чем-то стоящим. Но меня задержали 6 томов моего труда – Библии и 6 томов Календаря мировой истории, которым я отдал около 5 лет. Радио давало деньги, а вечерами и в дни отдыха я занимался любимым делом: печатал в стол. И соответственно, не чувствовал остроты тупика своей основной работы. А был, действительно, тупик. Радиожурналистика себя изжила. Плюс гнусная атмосфера разлагающегося Банана и все его возлюбленные «новации»…

3 мая

Читаю «Гамаюн» Орлова. И купаюсь в стихах Блока:

Что делать! Изверившись в счастье,

От смеха мы сходим с ума

И, пьяные, с улицы смотрим,

Как рушатся наши дома!

4 мая

Сегодня прощаюсь с моим верным и старым другом – пишущей машинкой «Олимпия», модель 8, произведённой в Эрфурте бог знает когда. Маленькая, компактная, чёрненькая и вдрызг старенькая. Служит мне около 10 лет. Сколько на ней я напечатал! А сколько заработал денег! Но печатал не только радиопрограммы, но и подчас свои дневниковые записи, благо никто в комнате деликатно не замечал, чего это я там долблю одним пальцем…

А вчера прощался с комитетской библиотекой. Евдокия Ивановна, старая библиотекарша, разахалась: такой читатель уходит, такой любознательный, там много разнообразных книг брал читать… Мне было жалко справочно-информационной службы, жалко буфетов, где за чашечкой кофе можно было комфортно поболтать и поругать начальство. Было много хорошего, но и много постылого… Печальная весть: 1 мая зубной врач Римма Ивановна покончила с собой, выбросившись из окна. Такой вот радикальный вариант: кончить все неприятности и невзгоды разом… На 52-м году жизни умер писатель Виль Липатов. Тоже отмаялся… Но нам рановато. Нам надо ещё побороться.

Позвонил Тарковскому. Андрею было очень неудобно, что ничего не получилось с «Мосфильмом». А Ще при этом, наверное, вздохнула с облегчением: актрисочки, амуры-зефиры…

9 мая

8-го числа отправился в редакцию газеты «Лесная промышленность» на улицу 25 Октября, бывшая Никольская, 17. Здесь раньше была гостиница и ресторан. Здесь жили и обедали Чехов, Стасов, Чайковский, Глеб Успенский, Римский-Корсаков и другие знаменитости… Прихожу в редакцию, ответственный секретарь Лев Чекалов встречает: «Вы к нам уже пришли?» Отвечаю: «Пока нет приказа в Комитете…» Всё дело в том, что зам. Лапина Евстафьев не подписал приказа обо мне, вдруг осознали, что лишаются квалифицированного работника за здорово живёшь, из-за каприза и взбрыка Бабкена… Так ничего толком не добившись, отправился из Комитета в «Узбекистан», в ресторан на «прописку». Компания в шесть персон: и. о. главного Николай Лавров, зам. Павел Тизенгаузен, ответсек Чекалов, второй секретарь Петров, мой лоббист Фон и я. Стая или хунта, которая правит газетой.