Впереди показалась темная громада – заросли на том берегу. Оттуда донеслось приглушенное конское ржанье и негромкий свист…

* * *

С другого берега прилетел протяжный свист. Стенар, стоя над водой, махал рукой, показывал куда-то за кусты и делал знаки – что-то нашел.

– Давай сюда! – Унерад с боевого хода рукой показал ему, чтобы возвращался.

Челнок у старой ивы они уже отыскали – вскоре после того, как полсотни оружников высыпало из ворот обшаривать берег. Первым поднял тревогу Олег Предславич – ждал внучку завтракать, не дождался, послал паробка в девичью избу, но Горяна передала, что Малуша давно встала и куда-то ушла, она вовсе ее с рассвета не видела. В хозяйской избе у Обещаны ее тоже не было, и та уверяла, что рассталась с нею вчера перед полуночью, в девичьей избе. Горинец был не так уж велик – очень скоро выяснилось, что Олеговой внучки нет нигде! Даже в отхожем месте проверили.

У Люта при этом известии вытянулось лицо и заострились скулы. Он велел осмотреть Малушины пожитки – вроде все было на месте. Все то, что она взяла с собой из Вручего, кроме той теплой дорожной одежды, в которой ехала. Точного числа ее сорочек, ложек и гребешков Олег Предславич, конечно же, назвать не мог. Но ворота городца со вчерашнего дня не открывались – они и сейчас еще стояли закрытыми. Всю ночь при них был дозор, и десятские, приходившие его менять, ни одну смену не застали спящей или пьяной. Ни у ворот, ни в вежах и на боевом ходу дозорные не заметил ничего особенного. Лют послал проверить частокол – ни подвижных бревен, ни собачьих лазов.

– Да я что тебе, раззява, что ли? – возмущался Унерад. – Новый городец совсем, откуда тут лазы?

– Ну а девка-то где – через тын прошла, жма?

– Почем мне знать, жма?

Лют не стал тратить времени на ругань и послал отроков обыскивать берег. Нашли челнок – Унерад сказал, чужой, не из Горинца. Тогда отправились за реку – и вот Стенар, вернувшись, доложил: ночью на той стороне в кустах стояли пять-шесть лошадей. Челнок причаливал, кого-то высадил и ушел назад, а лошади ушли по дороге на запад. У воды нашлось несколько маленьких девичьих следочков.

– Это он, песий сын! – Лют так ясно видел участие в этом деле Етона, будто наблюдал похищение своими глазами.

– Да не мог он в городец пролезть! – не верил Унерад. – Или он колдун? Вороном перелетел?

– Хрен его матерь знает, чем он перелетел! Но это он ее увел. Или она с ним сама ушла – если без колдовства.

– Да как ушла? Через стену?

– Жма, я откуда знаю? Сейчас ее тут нет, и она у Етона! Владар, живо седлать, все на ту сторону.

В Горинце оставили всю поклажу, челядь, Горяну с Адальбертом и половину оружников. Четыре Лютовых десятка, взяв заводных коней, двинулись через брод на бужанскую сторону. Поехали все трое бояр – Лют, Унерад, Олег. Взяв всю дружину, они получили бы преимущество в численности – возможно, излишнее, но слишком потеряли бы в скорости, и вот это отставание могло оказаться губительным. Здесь, на берегу, у Етона была горстка людей – но как знать, сколько для него собрали за все эти дни? Может, в Драговиже его уже ждет целое войско?

При мысли о Драговиже Унерада пробрала дрожь. Даже заболела вновь давно зажившая пустая глазница. Со всей остротой воскресло ощущение близости смерти, которой он избежал чудом – ведь та стрела могла его убить. Так и осталось неизвестным, кто ее выпустил. Обещана много времени спустя, после свадьбы, рассказала ему, как боялась, что стрелком был ее тогдашний муж, а этого не могло быть – тот уже к тому времени лежал мертвый. Но сейчас Унерад скакал по грязной дороге с ощущением, что строптивый молодец ждет его впереди – все с тем же топором в руке, заново надеясь отбить свою жену назад…

Только когда муж уехал, у Обещаны немного отлегло от сердца. Теперь она была в безопасности хотя бы до его возвращения. Все утро, пока шли поиски, она боялась, что бояре прикажут обыскать городец и найдут ее извалянные в грязи свиту с дергой, а еще – мокрую лестницу с узлами. Все это лежало в ее «невестиной скрыне» – той, в которой она привезла свое приданое и в которую никто, кроме нее, не имел права заглядывать. Вот только муж, хозяин, мог бы потребовать у нее ключ, посети его подозрение, что без нее не обошлось.

Но Лют стремился догнать Малушу, а выяснение, кто помог ей исчезнуть из городца, могло подождать. Обещана получила время убрать все следы своего участия – до возвращения киян и мужа. Как они вернутся? С Малушей, без Малуши? Но так или иначе – когда они вернутся, все уже решится, успокаивала она себя. И едва ли вопрос, кто же в Горинце помог беглянке, будет самым важным.

* * *

Новая жизнь оказалась куда утомительнее прежней. Наступил рассвет – унылый, ленивый осенний рассвет, когда ночная тьма будто отстаивается, будто щелок, и на поверхность всплывает немного серой мути, заменяющей дневной свет, – а Малуша все сидела на крупе лошади, онемевшими пальцами цепляясь за пояс мужчины в седле. От усталости она едва помнила себя – порой засыпала на ходу и, сильно вздрогнув, просыпалась в ужасе: как бы с коня не сверзиться! Мокрые ноги болтались внизу двумя насквозь промерзшими деревяшками. Мышцы все болели: и руки, и бедра, намятые на кольях частокола. Она продрогла так, что сама кровь в ней, казалось, застыла, будто это она, а не тело отца ее лежит в могиле… под грудами холодной, тяжелой, мокрой земли… В полусне ей мерещились эти похороны и та могила, о чем она днем, наяву, старалась не думать. Ее мутило от голода – с вечера она от волнения не могла есть, – но и мысль о том, чтобы найти в своем коробе припасенный Обещаной кусок хлеба с салом, откусить, прожевать и проглотить, была так же нелепа, как погрызть лошадиный хвост. Все стало отвратительным и нелепым… Обещана теперь вспоминалась, будто мать родная, – средоточие покоя и заботы. Ни рядом, ни впереди ничего похожего Малуша не видела.

Ночью они ехали шагом – не поскачешь по грязной неровной дороге в кромешной тьме. Отрок шел впереди, ведя лошадь под уздцы, Етон сидел в седле, а Малуша – позади него. Тогда она даже подремала немного, привалившись к его спине. Но с рассветом прибавили ходу. Как обычно бывает, оставшееся за гранью ночи ушло очень далеко – Малуше казалось, что она покинула Горинец давным-давно. Но при этом было чувство, что отдалилась она оттуда совсем незначительно, оглянись – и увидишь если не сам городец, то пущенную оттуда погоню…

Узнав, что в Горинце находится сам Лют Свенельдич с полусотенной дружиной и беглянка ускользнула прямо у того из-под носа, Етон выбранился так, что Малуша даже испугалась. Етон рассчитывал иметь дело только с Олегом или, на худой конец, с Унерадом. Но Свенельдич-младший с полусотней – это была сила, противостоять которой он вовсе не хотел.

– Так что, мне возвращаться? – возмутилась Малуша. – Если ты боишься Свенельдича, сразу бы так и сказал, я бы никуда не пошла!

– Я не боюсь, чтоб его мары взяли! Но нам нелегко придется. От него так просто не уйти.

– Но у тебя же есть еще люди?