Выросшая близ князей Малуша привыкла к мысли, что в таких случаях надо полагаться на верную дружину.

– Здесь поблизости – только в Драговиже. Семирад должен собрать еще людей и привезти, но на это время требуется. К ночи мы должны быть в Драговиже – там нас не выдадут. Плетина сам Киев ненавидит хуже смерти, у него можно отсидеться, даже если нас выследят. А потом Семирад из Плеснеска приведет людей. Ты не передумала? – требовательно спросил Етон. – Поедешь со мной? А то еще не поздно остаться. Скажешь, – он засмеялся, – что я чарами тебя из дома выманил и ты сама не знаешь, как на реке очутилась.

На какой-то миг у Малуши мелькнуло ощущение, что Етон ждет от нее слова «да». Что она решит остаться, а он уедет один, и тогда его преследовать не будут.

– Я не передумала! – отчеканила она. – И если ты держишь слово, то нам пора трогаться! Или будем сидеть здесь, пока придет Свенельдич и нас за мякоть возьмет?

– А ты нравом истинная княгиня! – Етон опять засмеялся и повел ее к своему коню.

Малуша не понимала, какое сейчас время – солнца не было видно, но рассвело, казалось, давным-давно, а они все ехали вдоль Горины. Целью их был Драговиж – тот самый, в который Обещану прошлой осенью выдали замуж и откуда зимой ее увел Унерад. Теперь туда ехала Малуша. Но не выходить замуж – так далеко ее мечты сейчас не простирались. Больше всего на свете ей хотелось оказаться на лежанке в натопленной избе, можно даже на полатях, по самые уши укутаться в одеяло беличье, избавившись от мокрых черевьев и натянув сухие чулки – теплые, из толстой серой пряжи. Даже на багряные черевьи царицы греческой, с золотым шитьем и жемчугом, не променяла бы она сейчас эти сухие чулки! Етон сказал, что в Драговиже они, скорее всего, останутся на ночь. А значит, уж чулки, одеяло и лежанку он добудет для будущей княгини… И выпить чего-нибудь теплого – липового листа с медом…

Она, похоже, опять задремала, а разбудили ее оживленные голоса Етоновых отроков. Потянувшись затекшей шеей, Малуша выглянула из-за спины Етона – они приближались к городцу на пригорке. Вал, тын, в серое небо поднимаются столбы дыма. Печи топят! Это зрелище ее подбодрило.

– Это Драговиж?

– Нет, – Етон слегка обернулся к ней. – Укром. Здесь нам надо на ту сторону переправиться, а там уже и Драговиж через три поприща. Ты жива, Зареница моя?

– Самую малость, – с недовольством призналась Малуша. – Давайте шевелиться быстрее, а то я насмерть застыну!

У Етона было с собой всего шесть отроков, все верхом – более крупный отряд он опасался вести в тайное путешествие за девушкой, после того как гласно объявил, что возвращается в Плеснеск. Немного не доехав до городца, остановились у реки, отрок – один из двоих, что носили волчьи шкуры, – направился к воротам Укрома.

– А мы можем зайти туда погреться? – У Малуши вновь мелькнула прельстительная мысль о теплой печке и сухих чулках.

– Не стоит мешкать. Сейчас весла к лодкам раздобудем, реку переедем, и уж в Драговиже погреемся как следует. Первым делом велим баню истопить…

Етон соскочил с коня и снял Малушу.

– Разомнись – согреешься немного.

Со стоном она встала на онемевшие ноги. Размяться, конечно, было надо, но замена теплой лежанке с беличьим одеялом выходила слабая.

– Ну ладно, что ты хмурая такая! – Етон засмеялся и взял в ладони ее голову, игриво стукнул своим лбом об ее лоб. – Прямо ноченька темная! Не кручинься, скоро бедам твоим конец!

Малуша недовольно мотнула головой, высвобождаясь. Что такая хмурая! А ты что такой веселый? Нашел время забавляться! Это ему хорошо – он через Навь прошел. Сам в могиле три дня просидел! А она не привыкла мерзнуть и мокнуть. В княжеских покоях росла, и он об этом знает.

Отроки прохаживались по берегу, поглядывали на лодки, сложенные невдалеке под навесом, и назад – на дорогу.

– Да чего он там копается? – бросил один (Малуша еще не разобрала, кого как зовут). – Спят они, что ли, в Укроме этом – так ведь за полдень давно.

Осенний день бы тихим – дождь прекратился, ветер улегся, свернулся где-то в оврагах на грудах золотых листьев и забылся тяжкой дремой. Куда ни глянь, везде серое и желтое: вода, небо, листва. С другой стороны к Укрому примыкали нивы, уже заново перепаханные и засеянные озимыми – в той стороне золото несомой ветром листвы слегка припорошило черноту пашни. Малуша поежилась, обхватив себя за плечи. Этот осенний мир был ей непривычен – холодную пору она проводила в городе, а боры и поля видела только издали, с вершин киевских гор.

– Ну вот, идет, чучело! – бросил с облегчением кто-то из отроков.

Все обернулись к Укрому. По спуску от ворот шли сразу человек десять. Впереди был Етонов посланец в шкуре, а рядом с ним шагал Воюн.

– Что-то я весел у них не вижу, – буркнул Думарь, Етонов старший телохранитель.

Етон шагнул вперед, положив руки на пояс. По его застывшему лицу Малуша угадала: что-то идет не так, он ждет недоброго. Она быстро оглянулась – дорога была пуста. Но в душе разлилась холодом тревога: если им придется здесь задержаться, то их могут нагнать из Горинца… Но почему бы Воюну не дать им весла и не разрешить воспользоваться лодками? Етон даст за это пару вевериц, он не жадный!

Етон передвинулся так, чтобы загородить собой Малушу. Воюн тем временем приблизился; еще здороваясь, он бросил взгляд на девушку. Она отошла и спряталась за лошадь, но больше укрыться здесь было негде. Малуша не ждала себе никакого зла от родного отца Обещаны, но чувствовала, что лишнее внимание ей сейчас ни к чему.

– Будь жив, Воюн, и всем чадам твоим здоровья! – приветливо произнес Етон. – Благо тебе, что сам ко мне вышел, да я тебя тревожить не думал. Вели нам весла и лодки дать – на ту сторону переправиться, а лошадей наших покуда у себя прими. Я за прокорм и уход ногату дам, даром трудиться твоих сынов не заставлю.

– Куда это тебе на ту сторону? – настороженно спросил Воюн. – В Плеснеск же ты собирался, не заплутал ли?

– С соседями твоими повидаться хочу.

– С Плетиной?

– С ним.

– А почему сия девица с тобой? – Воюн кивнул на Малушу. – Ей-то в Драговиже что делать? И с чего она здесь одна, без своих? Как же ее дед отпустил?

– Не в твои годы таким любопытным быть. – Етон перестал улыбаться, в голосе его прорезалась досада. – Знай свое дело, в чужое не мешайся. Целее будешь.

– То мне дело не чужое. – Воюн отступил немного и тоже положил руки на пояс, не собираясь сдаваться. – Я эту деву знаю, это Олега вруцкого внучка. Заяц поймет – не по добру она с тобой оказалась. Ты ведь умыкнул ее у киян, да?

– Что тебе до сей девы? Она тебе не родная.

– Мне – нет. Но ты у киян умыкнул деву высокого рода. Киевским князьям родню. А у меня лодки просишь. Станут ее искать, и со всех, кто тебе помогал ее увезти, спрос будет строгий.