— Нет, — железным тоном повторил Максим. — Хватит с меня Рустама. Сидите здесь, подстрелите зайца или косулю, займите себя чем-нибудь. И это, не уходите надолго из-под зонтика на всякий случай.

— А чего это? — не понял опасений друга Макар.

— Ну, вдруг я встану на сторону «черного спектра».

— Да брось, — Макар отмахнулся. — Сказки всё это. Глюки словишь, это точно, но не впервой же.

Максим вынул из кепки красную самокрутку, помял ее, понюхал и убрал назад.

— Меня даже вытащить некому будет оттуда, если что, — произнес он печально и вздохнул. — Ладно, — Максим встряхнулся. — Долгие расставания — многие слезы.

Он проверил свой рюкзак. Выложил из него часть припасов, давая понять, что не собирается засиживаться в зоне, а в случае его гибели лучше оставить продукты тем, кто сможет ими воспользоваться. Выложил два магазина к автомату, оставив себе четыре, но взял дополнительно две гранаты, сунув их в нагрудный карман разгрузки. Проверил прибор, выданный Леонидом для регистрации волновой активности. Покрутил минут пять рычаг зарядки, на всякий случай.

— Максим, не побрезгуй, — Николай протянул ему бутылку самогона. — Лучше быть чуть-чуть навеселе.

— Давай, — Максим не стал отказываться. Убрал бутылку в рюкзак.

Прощались они недолго. Максим перекусил, запил свежезаваренным чаем, благо недостатка кипятка в паровозе никогда не было.

— Я пошел, — он обнял Макара, затем Николая.

Слез с платформы и направился по путям в сторону, где, судя по ощущениям, находилась та самая зона с источником «черного спектра». Если не считать легкого свиста в ушах и напряжения глазных мышц, в остальном отличий от любого другого места не наблюдалось. Разве что природа здесь буйствовала еще сильнее. Лес горел разноцветьем осеннего наряда. Легкий ветерок был напоен запахами сухой листвы. Грачи собирались в шумные стаи и кружили над головой. Кабаниха с рослым потомством замерли у опушки и проводили Максима взглядом, пару раз вопросительно хрюкнув, будто интересовались у матери, что это за чудо на двух ногам. Возможно, мамаша тоже была не в курсе, родившись после начала апокалипсиса.

В воздухе витало ощущение, что это место не для человека. Даже зарастающие рельсы капитулировали, открестившись от своего человеческого происхождения, прикидываясь животной тропой. Максим это понял, когда пару раз по невнимательности наступил на экскременты крупного травоядного животного. Судя по форме, они больше всего напоминали продукт жизнедеятельности коров. Могло быть и такое, что домашние животные в этих местах приспособились к дикой жизни. Подобное случалось там, куда редко добирались люди. Коровы сбивались в стада, успешно отбиваясь от волков, согреваясь в холода и добывая корм. Одичали все, кто был одомашнен людьми. Собаки быстро организовали стаи, охотясь на мелкую добычу. Кошки разбрелись по лесам и рекам, питаясь грызунами и утками, с каждым годом все больше теряя привитые человеком особенности. Чем меньше породистости было в животном изначально, тем больше у него было шансов выжить.

Размышления об этом навели Максима на интересную мысль: а сам человек считался одомашненным или нет? По сути, не имея над собой хозяина, вмешивающегося в его отбор, он должен был оставаться диким и подчиняться тем же законам, которым сейчас подчинялись оставшиеся без его заботы домашние животные. Что, если «черный спектр» выступал в роли такого хозяина, решившего заиметь себе живую игрушку по своему нраву? В обмен на это он должен был предложить что-то достойное, ради чего человек забыл бы свое дикое прошлое. Лучше всего подходил беззаботный образ жизни, лишенный свойственных человеческой цивилизации вещей: прогресса, поиска смысла жизни, конкурентных войн и прочего, прямо и косвенно определяющего вектор развития. Развлечение и безделье, от рождения и до смерти, с гарантированной кормежкой, лечением и случками, или кастрацией тех, чье потомство не устраивало хозяина.

Максим поежился от своих мыслей и ледяного ветерка, догнавшего его в спину. Нет, жизнь в роли домашнего животного ему претила. Он точно был волком, который, сколько не корми, смотрел бы в лес. Скоро, если только спектр не выжжет ему мозги или не столкнет с энергетической антиматрицей, у него будут ответы. Максиму подумалось, что они будут совсем не те, которые ждут от него в Миролюбе. Их наивная вера в человекоподобность мыслей разумного существа была залогом неправильного представления о происходящем. Вообще подходить с человеческими мерками к волновой сущности означало показать свою недоразвитость и скудоумие.

Неожиданно что-то поменялось вокруг. Максим огляделся. Глаза не отметили ничего необычного. Изменения зафиксировались осязательными рецепторами, будто сквозь тело прошла волна. Он развернулся и сделал несколько шагов назад. Ничего не ощутил, но, сделав несколько шагов вперед, в сторону зоны, снова почувствовал, как волна прошла через тело. Определенно, в этом месте стоял какой-то невидимый барьер, запускающий избирательно, но выпускающий кого угодно. Кажется, ему действительно был открыт проход. Стало интересно узнать, чем он удостоился такой чести.

Любопытство заставило Максима ускорить шаг. Осенний пейзаж, напоенный умиротворением отходящей к зимней спячке природы, его уже мало волновал. Впереди его ждала встреча с чужим разумом, который выделил его среди остальных людей. Впереди показался хвост пассажирского поезда. Максим поравнялся с ним. Как и все служившее людям, без них оно становилось похожим на покойника. Поезд медленно разлагался, покрываясь потеками ржавчины. Максим удержался от соблазна пройти сквозь вагоны, суеверно ощущая концентрацию страха и боли внутри. Дошел до локомотива и поднялся на него по лестнице. Затем забрался на крышу.

Вид, который открылся перед ним, заставил Максима потерять дар речи. Впереди, меньше чем в часе ходьбы, над лесом, контрастируя с его ярким окрасом, темнел многогранный шар. Его нельзя было принять за что-то, созданное природой. Настолько он выглядел рукотворным, что это не вызывало сомнений. Шар будто впитывал своей поверхностью дневной свет. Эффект создавался наполненной рубиновым отсветом темной дымкой, словно ореол окружающей его. Максим заволновался от ожидания скорой встречи. Неведомый объект он воспринял как воплощение чужого разума, через который возможно установить с ним контакт.

Максим наблюдал за шаром в течение получаса, надеясь увидеть проявления какой-нибудь жизнедеятельности с его стороны, и просто чтобы потянуть время и собраться с духом. Не каждому человеку оказывается такая честь — вступить в контакт с непознанным, которое по неведомой причине выбрало именно его. На таком расстоянии от шара физически он чувствовал себя, как при погружении в воду на глубину пяти метров. Сила, исходящая от него, давила даже на барабанные перепонки, отчего казалось, что искажаются окружающие звуки.

Стая птиц поднялась над лесом, и, совершенно игнорируя чужеродный объект, спокойно исполнила над ним фигуры высшего пилотажа. Максим решил, что это