Первым ее бойфрендом после Мика стал полная его противоположность — долговязый ирландский пэр «Пэдди» Россмор, чьи «монашеские, высокодуховные» привычки сильно импонировали ей после рок-звездной жизни; что важнее всего, с ним можно было поговорить. Лорд Россмор к тому же оплатил специалиста с Харли-стрит, чтобы отлучил ее от смеси барбитуратов с алкоголем, заменявшей героин. Эти двое даже объявили о помолвке — хотя оба тогда жили со своими матерями, — но отменили ее, не успев спланировать свадьбу. Россмора так потрясло все то, что он узнал о наркомании и ее лечении (точнее, в случае Марианны, нелечении), что он основал в Ирландии реабилитационный центр для наркоманов.

Даже после этой интерлюдии с Россмором Мик забрасывал Марианну письмами и обрывал ей телефон, умоляя вернуться. Она окончательно разубедила его, изувечив свою красоту, изуродовав золотистые волосы тусклой стрижкой и располнев на три с лишним стоуна. Не подозревая об этих переменах, Мик пригласил ее на Чейн-уок. Когда она вошла, у него отпала челюсть, и Марианна поняла, что ее тактика сработала. «Он наконец понял, что я больше не на рынке, — вспоминала она позднее. — Больше не было ни звонков, ни писем».

Впервые за шесть лет Мик остался без постоянной подруги под боком, и ему тоже нелегко оказалось приспособиться. Начать с того, что его увлечение ночной жизнью временно угасло: в конторе «Стоунз» он выдавал Ширли Арнольд фунтовую банкноту и велел купить две ягнячьи отбивные и овощей, чтобы его домоправительнице, итальянке Бруне Жирарди, было из чего сготовить ужин. Даже по меркам 1970 года, не знавшего десятичных дробей в деньгах, фунт не покрывал и мяса и овощей, и Ширли, чтобы лишний раз не раздражать Мика, таскала недостающие три-четыре шиллинга из офисной копилки.

Поначалу казалось, что на место Марианны есть очевидная кандидатка. Марша Хант, мисс Пушистик, почти год была его полуофициальной любовницей, а поскольку жила она достойно, наркотиков не употребляла и во внутренней политике группы не участвовала, финансовые консультанты не считали ее угрозой. После ухода Марианны Марша на пару недель переехала в дом 48 по Чейн-уок; как раз в то время там гостили Крис Джаггер с подругой Вивьен. Марша видела, как угнетают Мика перемены в доме, но считала, что «он больше скучал по ребенку [Николасу] и собаке, чем по женщине… Он был очень неуверен в себе, ребенок требовался ему для равновесия».

По ее словам, как-то вечером в ресторане мистера Чоу в Найтсбридже Мик внезапно предложил ей родить. Она знала, как он хочет стать отцом — особенно после того, как Марианна потеряла Коррину, а Анита родила Киту сына Марлона. Типичное предложение рок-божества шестидесятых, вспоминает Марша, рассчитанное так, чтобы не помешать его предстоящему налоговому изгнанию и его имиджу первого жеребца на планете. Она останется в Лондоне и родит, Мик будет жить отдельно в своем безналоговом пристанище, а Марша с ребенком станут регулярно к нему летать. Он так убедительно, так душевно все это излагал, что она не смогла отказаться.

Забеременела она почти сразу и, опасаясь, что Мик передумал, предложила сделать аборт. Он, однако, настаивал, что ребенок должен родиться и что все пойдет по плану. Он хотел сына, которого предлагал назвать Полуночным Сном (бедный детка) и послать в самый престижный британский колледж Итон. О браке речи не заводили ни Мик, ни Марша; как она нередко повторяла, она не могла выйти замуж за человека, который не встает раньше двух часов дня.

Несколько месяцев она умудрялась скрывать свою беременность и по-прежнему выступать певицей и фотомоделью, в том числе снялась обнаженной для журнала «Клаб интернешнл». А когда новость все-таки всплыла, причастность Мика замалчивали. Одна газета пронюхала, как обстоит дело, но раздумала публиковать свое открытие под угрозой судебного преследования от Марши и под мастерски напущенным туманом от Леса Перрина. Приватно Мик оставался образцом нежности и заботы, хотя Марша недоумевала, отчего он не сообщает родителям, при ней заезжавшим на Чейн-уок выпить чаю, что скоро у них родится внук.

Даже теперь, нося его ребенка, Марша не ожидала от Мика моногамии, и Мик ее не разочаровал. Все лето, в том числе в период до окончательного ухода Марианны, через Чейн-уок непрерывным потоком шли молодые женщины — одни проводили там всего ночь, а то и меньше, другие задерживались на выходные, одна-две впоследствии пошли работать под начало Джо Бергман, которая обеспечивала все практические нужды Мика. Большинство были американками, как правило из Калифорнии, лет двадцати двух и к сексу относились свободно и беззаботно — британским девушкам еще предстояло этому учиться. Спать с такими вот прекрасными незнакомками, приехавшими за тысячу миль, — типичный симптом его благоразумия; такие девушки меньше привлекали внимание прессы, не говоря уж о других красавицах на очереди. Согласно неписаным правилам американские групи обсуждали свои победы только друг с другом, а рынка для любителей откровенности еще толком не сложилось, и соблазна не возникало. Лишь спустя десятилетия — уже став почтенными матронами в устаревших хипповских халатах — они прокурлыкают свои воспоминания «девиц Мика» корреспондентам таблоидов или теледокументалистам.

Пожалуй, самой знаменитой — во всяком случае, в ретроспекции — среди них была Памела Энн Миллер, позже Де Барр, обманчиво ангелоподобная девушка двадцати одного года, обладательница ямочки на подбородке, соперничавшей с кёрк-дугласовской. «Мисс Памела» уже прославилась среди лос-анджелесских рокеров как бывшая любовница Джима Моррисона и участница немузыкальной девичьей групи-группы The GTOs, подопечных Фрэнка Заппы. При первой встрече с Миком на американских гастролях «Стоунз» 1969 года она встречалась с Джимми Пейджем из Led Zeppelin, но Мик отговорил ее от этого романа, нашептав сплетен об изменах Пейджа (голова идет кругом, право слово; чья бы корова мычала). В результате случился «сказочный роман» с «самым восхитительным, озорным, сексуальным мужчиной в моей жизни». Впоследствии курлычущая матрона описывала, как Мик оставлял засосы у нее на бедре, а она потом демонстрировала их подругам, поскольку такие следы для групи — все равно что крест Виктории.

Следующим летом ее американский парень отправился в Лондон управлять бутиком «Бабуля поехала»[257] на Кингз-роуд, и ей взбрело в голову составить ему компанию. Войдя в магазин, она услышала вопль «Мисс Памела!» и увидела Мика — он примерял одежду. Последовал второй сказочный роман, протекавший на Чейн-уок или в квартире американского парня, который вскоре узнал, что происходит, но не попытался это прекратить — скорее, расценил как комплимент. Как-то раз, когда пришел Мик, Памела принимала ванну, открыла дверь голой и обнаружила, что пришел он не один, а с Чарли Уоттсом. Старомодно соблюдая приличия, Мик рукой закрыл Чарли глаза.

Среди временных обитателей Чейн-уок были, впрочем, не только дамы. В первые недели после ухода Марианны там квартировал техасский саксофонист Бобби Киз, один из музыкантов дальнего круга, с тех пор регулярно выступавших с пятью «Стоунз». Киз познакомился с Миком на первых американских гастролях в 1964 году, когда играл в аккомпанирующей группе Бобби Ви и носил мохеровый свитер. Спустя пять лет столкнувшись с Кизом в Лос-Анджелесе, Мик позвал его солировать в песне с «Let It Bleed» под пророческим названием «Live with Me». Вместе с трубачом и тромбонистом Джимом Прайсом Киз составлял теперь духовую секцию, которая требовалась Мику для первого альбома на «Атлантике» и для европейских гастролей в августе и сентябре.