А. А. Поливанов прибыл в Барановичи 10 (23) августа и оттуда поехал автомобилем в Волковыск, где располагался штаб Северо-Западного фронта. Воспользоваться поездом оказалось невозможно, поскольку пути были загружены воинскими эшелонами. В разговоре с А. А. Поливановым М. В. Алексеев также высказал свое отрицательное отношение к перемене командования в критический момент, когда после сдачи Ковно оборонительная линия русских войск сломлена и еще неясно, когда и где будет остановлено отступление. Сверху торопили со сменой, и генералы обговорили возможные изменения в Ставке и кандидатуру преемника М. В. Алексеева на посту главнокомандующего фронтом29. После этой беседы министр составил письмо на имя великого князя: «Продолжительный разговор с генералом Алексеевым, познакомившим меня со своим стратегическим положением, еще более утвердил меня в мыслях, вынесенных мною и после указаний Вашего Императорского Высочества, о том, что мне предстоит умолять Государя Императора повременить своим прибытием к армии»30.

Об этом же, ссылаясь на тяжелейшее положение дел на фронте, просил Николая Николаевича в письме, направленном 11 (24) августа, на следующий день после этой встречи, и М. В. Алексеев31. «Вывести армии из этого положения, – писал он, – по моему убеждению, обязаны те начальники, которые так или иначе ведут дело и являются всецело ответственными перед Государем и Россией за обстановку данной минуты. Переменить начальников до окончания данной операции и трудно, и опасно. Воля Государя Императора священна: я не осмелился бы обратиться к Вашему Императорскому Высочеству с настоящим ходатайством, если бы долг верноподданного не побудил меня к этому. Высшие интересы требуют, чтобы Его Императорское Величество соизволил вступить в начальствование войсками только тогда, когда будет пережит настоящий кризис, когда армии, хотя и ослабленные, будут поставлены в более благоприятное положение. В этот промежуток времени состоится разделение на Северный и Западный фронты (ночь с 17 на 18 августа), и вступление в исполнение своих обязанностей моего заместителя произойдет для него при более легких и менее ответственных условиях»32.

Вечером 10 (23) августа А. А. Поливанов вернулся в Барановичи. О целях своей поездки ни с С. А. Ронжиным, ни с П. К. Кондзеровским он не говорил. Тем не менее через адъютанта министра они узнали, что «Поливанов держит все в строжайшем секрете, но ему кажется, что предполагается смена начальника штаба Верховного главнокомандующего»33. 11 (24) августа 1915 г. военный министр вернулся в Царское Село. Ставка приняла новость о смене Верховного командования с единодушным негодованием34. Главковерх не считал необходимым производить смену сотрудников и соглашался на это только в одном случае – если ему будет отдан приказ35. Что касается императора, то он был доволен и ходом дел, и А. А. Поливановым. Николай II согласился с предложением не торопиться с выездом в Могилев ввиду возможности осложнения дел на фронте. После доклада министра о поездке император горячо поблагодарил его и трижды поцеловал. Немедленно были направлены письма, извещающие о скором смещении наместника Кавказа.

После возвращения А. А. Поливанова планируемые изменения сразу же стали известны в столице36. Они широко обсуждались в обществе. Пресса в целом была настроена в пользу Николая Николаевича37. Значительная часть столичного общества придерживалась той точки зрения, что наилучшей для Ставки и фронта была бы комбинация великий князь – Верховный главнокомандующий, генерал М. В. Алексеев – начальник штаба. Несколько особняком держался С. Д. Сазонов, готовый сделать на короткое время из М. В. Алексеева даже Верховного главнокомандующего: «Пусть будет Алексеев козлом отпущения»38. Однако эта мысль так и не была поддержана. Что касается армии, то многие смотрели на генерала как на выходца из простого народа, обязанного своей карьере исключительно личным способностям, а не протекции39. Подобная репутация всегда работает на пользу человеку. Итак, против кандидатуры преемника Н. Н. Янушкевича практически никто не возражал, пусть и по самым разным соображениям. Разногласия вызывал лишь бывший главковерх и причины его отставки.

Генерал В. И. Гурко выделил несколько причин смещения, которые в той или иной мере повторили большинство мемуаристов: 1) Николай Николаевич не хотел расстаться с неспособными советниками; 2) влияние окружения Николая II, которое хотело бы в случае удачи оказаться в ореоле славы; 3) поднять престиж императора и углубить народную любовь и доверие армии к нему; 4) ссылка на опыт Европы, где во время войны многие монархи встали во главе своих армий; 5) влияние императрицы40. В какой-то степени все это присутствовало с первых дней войны, но через год после ее начала произвело эффект резонанса. Существовали и другие обстоятельства, которые не проявились в полную силу, но считаться с ними было необходимо.

Смена Верховного главнокомандующего закономерно привлекла к себе внимание союзников, заинтересованность которых порой колебалась на грани дозволенного партнерам по коалиции. Многое зависело от источников информации. Французский военный представитель при Ставке генерал В. де Лагиш считал великого князя «кумиром армии» и на этом основании просил свое правительство вмешаться в этот вопрос, указав Николаю II на гибельные последствия этого решения. Была составлена телеграмма за подписью президента Франции, восхваляющая таланты великого князя и его авторитет среди союзнических армий. Однако в последний момент по рекомендации М. Палеолога ее решили все же не вручать41.

Готовящаяся смена Верховного главнокомандования и высказывания военного министра на заседании правительства 6 (19) августа о бегстве армии не остались без внимания. 10 (23) августа министры были информированы о будущей замене Верховного главнокомандующего. Николай II считал своим долгом возглавить армию не в победное, а именно в тяжелое время42. В этот момент правительство и Дума были настроены достаточно единодушно. Пусть и по разным причинам, но все были против того, чтобы Верховное главнокомандование возглавил император. С. Д. Сазонов, Н. Б. Щербатов, даже граф В. Б. Фредерикс один за другим обращались к Николаю II с просьбами изменить свое решение43. В ответ на решимость Николая II последовала попытка организации так называемой стачки министров, уже второй после мая 1915 г. Инициатором ее был С. Д. Сазонов. На заседании правительства 11 (24) августа он говорил о высокой репутации Николая Николаевича (младшего) в стране, которая якобы видит в нем русского витязя, борющегося с поганым чудовищем, борца за Русскую землю44.

Министра иностранных дел полностью поддержал и А. В. Кривошеин, считавший, что назначение императора главковерхом создает угрозу династии45. Демарш либерально настроенных членов правительства совпал с настроениями в общественной среде. Либералы не только хотели смещения великого князя, но и опасались укрепления власти монарха46. И. Л. Горемыкин не поддержал своих подчиненных, все более и все явственнее выходящих из подчинения. Попытку перетянуть его на свою сторону предпринял М. В. Родзянко, который 11 (24) августа приехал к председателю Совета министров и стал уговаривать его повлиять на императора, угрожая в случае отказа подать в отставку, а не удовлетворившись этим, он предложил подать в отставку всему правительству. И. Л. Горемыкин ответил, что правительство исполняет свой долг и обойдется без советов М. В. Родзянко. Тот парировал, что в России правительства нет, в ярости выскочил в вестибюль и, обругав ни в чем не повинного швейцара, уехал47. И. Л. Горемыкин с иронией назвал скандалиста «человеком исключительной благовоспитанности» и предложил впредь не «тратить времени на таких полупомешанных, как г-н Родзянко»48. Глава Думы не смирился с неудачей и решил обратиться непосредственно к императору, однако и эта попытка закончилась безрезультатно49.