замечание Апиона о том, что евреи — «самые бездарные из варваров, и потому только мы не сделали никаких полезных для жизни изобретений», а также что от них «якобы не происходили великие люди, изобретатели ремесел или, например, великие мудрецы».

В наши дни это обвинение, безусловно, звучит смешно. Часто евреев, наоборот, обвиняют в том, что они слишком кичатся тем, что число выдающихся людей, которых они дали миру в самых разных областях человеческой деятельности, во много раз превышает их долю в населении планеты. Однако в ту эпоху миру лишь предстояло открыть мир еврейской мудрости, а в области развития техники и ремесел еврейский народ и в самом деле сильно отставал от греков и римлян, что отмечается как нееврейскими, так и еврейскими историками.

Иосиф же в ответ говорит о том, что на протяжении многих веков своей истории евреи породили немало выдающихся личностей, прежде всего народных лидеров и пророков, о которых он рассказал в своей книге «Иудейские древности».

Однако главную заслугу евреев перед человечеством — и в этом он опять намного опережает свое время! — Иосиф видит в создании основ человеческой морали, наилучшего, с его точки зрения, законодательства, охватывающего абсолютно все — от общественных до самых интимных — стороны человеческой деятельности, и, наконец, универсального представления о Боге, к которому в итоге, по сути дела, пришли и многие великие греческие философы.

Закон, полученный пророком Моисеем от Бога, утверждает Иосиф, вне сомнения, является одной из древнейших законодательных систем человечества, и уж точно намного древнее греческого и римского права, поскольку «и Ликурги, и Солоны, и локриец Залевк, и все прочие эллинские знаменитости по сравнению с ним родились чуть ли не на днях, причем в древности само слово, обозначающее „закон“, было эллинам неизвестно, о чем свидетельствует сам Гомер, который нигде в своих поэмах это слово не употребляет. Ибо в его время закона просто не было, а народы жили, руководствуясь какими-то неопределенными мнениями и повелениями царей» (ПА, 2:15).

Многие исследователи, кстати, обращают внимание на эту фразу Иосифа, отмечая точность его наблюдения: слово «закон» и в самом деле нигде у Гомера не встречается, и какого-либо законодательного кодекса у древних греков в его эпоху явно не было. Вместе с тем нам неизвестно, читал ли Иосиф Флавий поэмы Гомера вообще (хотя, вероятнее всего, конечно, читал и уж точно знал их сюжеты), но вот то, что он пристально вчитывался в каждую их строчку, чтобы убедиться в отсутствии в его текстах слова «закон», это уже вряд ли. Скорее всего, он вычитал это в исследовании какого-то греческого автора о Гомере и не преминул использовать в своем трактате. Но это опять-таки говорит только в его пользу, показывая, какое огромное количество литературы он «перелопатил», прежде чем приступить к сочинению «Против Апиона».

* * *

Отмечая исключительность личности пророка Моисея, Иосиф обращает особое внимание на то, что «при всяком удобном случае вожаки повсеместно стремились к утверждению своей власти и тирании, а народ приучали к полнейшему беззаконию, однако этот человек, обладавший таким могуществом, напротив, считал, что следует жить благочестиво и относиться к своему народу с искренней благожелательностью, — именно так, полагал он, ему более всего удастся проявить свою добродетель и избавить от верной гибели тех, кто поставил его над собою вождем. Он видел перед собой благую цель и совершал великие деяния, и потому мы были уверены в том, что имеем в его лице божественного наставника и предводителя. И прежде сам убедившись в том, что он мыслит и поступает во всем по воле Божьей, он подумал, что следует безотлагательно привести свой народ к осознанию необходимости этого» (ПА, 2:16).

Для описания способа правления, на котором основывается еврейское общество, Иосиф вводит принципиально новое слово — «теократия», утверждая, что она является высшей и единственно правильной формой власти по сравнению с уже известными на тот момент человечеству монархией, олигархией и демократией.

Разумеется, создавая этот термин, Флавий вкладывал в него совершенно иное содержание, чем то, которое вкладывают сегодня: он имел в виду, что власть в государстве евреев принадлежит Богу и только Богу, который, будучи абсолютен, дал людям и абсолютно справедливые и мудрые законы. Вслед за этим он дает свое собственное необычайно емкое определение сущности взаимоотношений человека с Богом с точки зрения иудаизма: «От Него невозможно сокрыть ни единого поступка, ни человеческого помышления. А Сам Он, по словам законодателя, — нерожденный, вечно неизменный, превосходящий красотой всякое смертное существо, ведомый нам по Его действию, но непостижимый в своей сущности» (ПА, 2:16).

И дальше напоминает, что именно к такому пониманию сущности Творца мира пришли в итоге такие столпы греческой философии, как Пифагор, Анаксагор и Платон, однако они «всё же не осмеливались преподать свое истинное учение большинству, объятому предрассудками» (ПА, 2:16).

Отличие евреев от других народов мира, по Иосифу Флавию, как раз и заключается в том, Моисею удалось привить неколебимую веру в Единого Бога, донести понятие о Его сущности до всего народа, внушить каждому еврею необходимость постоянно изучать законы Бога и неукоснительно им следовать в повседневной жизни, а также передавать убеждение в этой необходимости всем следующим поколениям. Моисей, замечает Иосиф, «даже не оставил возможности оправдаться неведением, поскольку сделал знание закона самым важным и непременным условием воспитания и повелел слушать его не один раз, не два и даже не несколько раз, но каждую неделю собираться для чтения закона и подробно его изучать. Право же, другие законодатели, сколько я знаю, на это совсем не обращали внимания» (ПА, 2:17).

Это, конечно, не совсем так. В Пятикнижии предписано обязательное чтение текста Торы с начала до конца перед всем народом лишь раз в семь лет. Еженедельное же его чтение с разбивкой на главы появилось много позже, после возвращения евреев из Вавилонского пленения и возникновения института синагоги. Иосиф явно ошибается и дальше — к примеру, когда говорит, что Закон Моисея запрещает аборты и приравнивает их к детоубийству. Прямого такого запрета опять-таки в Пятикнижии нет, и он был, видимо, введен уже в эпоху Второго Храма. Но многие детали еврейского законодательства им описаны предельно точно.

Любопытно, что именно в едином представлении о Боге Иосиф видит основу единства евреев как нации и создание ими подлинно гармоничного и справедливого общества: «Ведь то, что мы имеем единое понятие о Боге и не различаемся между собой образом жизни и обычаями, способствует доброму согласию между людьми. Только у нас невозможно услышать противоречащих друг другу суждений о Боге, что по большей части свойственно всем остальным (не только всякий случайный человек ни с того ни с сего