об Иосифе Флавии «Настанет день» приводит его в Галилею, а непосредственными виновниками его смерти делает римских солдат, которые отказались поверить в то, что он является римским гражданином, и, приняв его за еврейского лазутчика, стали волочь, привязав к лошади, а затем, когда Иосиф не выдержал и упал, бросили умирать на дороге. Но все это — не более чем художественный вымысел. Хотя в одном Фейхтвангер был, безусловно, прав: «единственный памятник, который суждено иметь Иосифу, — это его труды».

Автор «Церковной истории» епископ Евсевий Кейсарийский (между 260 и 270–339/340) утверждает, что Иосиф Флавий считался одним из значительных римских писателей и в честь него даже была воздвигнута статуя. Но никаких ее следов не сохранилось. Римские историки упоминают Иосифа, но не как писателя, а как командующего еврейским восстанием в Галилее, предсказавшим Веспасиану, что тот станет императором, но нигде не цитируют его сочинения. Из последнего факта можно предположить, что они отнюдь не считали его сколько-нибудь значительным писателем.

Но вот по мере распространения христианства все меняется.

Иосиф Флавий становится одним из самых значимых писателей для нарождающейся церкви; его труды вновь и вновь переписываются, постоянно цитируются отцами-основателями церкви и ранними христианскими историками, представляющими их как достоверный и крайне авторитетный источник, тем самым повышая их значимость. В результате писательская судьба Иосифа оказалась куда более счастливой, чем многих его современников, чьи сочинения до нас не дошли по самым разным причинам, в том числе и потому, что последующие поколения не нашли их достойными сохранения.

Вокруг его личности начинают складываться легенды, в том числе и совершенно нелепая легенда о том, что он якобы во второй половине жизни принял христианство и даже стал епископом. Хотя все его сочинения, включая позднее «Против Апиона», это категорически опровергают, свидетельствуя о том, что Иосиф до конца жизни оставался верующим иудеем, версия эта продержалась довольно долго. Например, в ее справедливости был убежден переводчик Флавия на английский язык знаменитый энциклопедист, историк, математик и теолог Уильям Уинстон (1667–1752).

Против этой версии говорит и тот факт, что, рассказывая об основных духовно-политических течениях Иудеи своего времени как в «Иудейской войне», так и в «Иудейских древностях», Иосиф нигде даже не упоминает христиан, видимо считая их слишком незначительным или даже вообще не имеющим какого-либо влияния течением. Некоторые исследователи считают, что в 50–60-е годы I века многие евреи принимали христиан за ессеев и путали их друг с другом (да и многие историки считают ессеев предшественниками христиан), а о ессеях у Флавия как раз повествуется очень подробно. Но все это выглядит не очень убедительно.

Зато из той же «Иудейской войны» явственно следует, что Иосиф Флавий крайне отрицательно относился к тем своим соплеменникам, которые выдавали себя за Мессию или его предтечу, считая, что своими проповедями они лишь будоражат народ и внушают ему ложные опасные надежды.

Сама идея богочеловека была ему, как последовательному стороннику иудаизма, глубоко чужда, о чем он ясно заявляет в уже цитируемом нами отрывке из трактата «Против Апиона»: «Но что поистине возмутительнее всего — как можно чуть ли не всем божествам, — и богам, и богиням, — приписывать необузданное любовное влечение и постоянные соития с людьми?» (ПА, 2:34).

В то же время сочинения Флавия приобретали для христианской теологии первостепенное значение, поскольку, во-первых, служили подтверждением исполнения пророчеств евангелистов о разрушении Иерусалимского Храма за грехи евреев, а во-вторых, однозначно подтверждали историчность их рассказа.

В «Иудейской войне» и в «Иудейских древностях» действовали те же герои, что и в Евангелии, — Ирод Великий, Ирод Антипа, Саломея, Понтий Пилат и др., причем описание их деяний и личностных характеристик в целом совпадало с евангельскими.

Наконец, «Иудейские древности» позволяли представить христианство не как некую новую, родившуюся на пустом месте религию, а как продолжение и развитие древней традиции, оправдывая деление Священного Писания на Ветхий и Новый Завет, и, как верно заметил Г. Г. Генкель, восполняли пробел между двумя этими книгами[72].

Так стоит ли удивляться тому, что произведения Флавия в оригинале на греческом и в переводе на латынь можно было найти в библиотеке почти каждого монастыря, а затем, по мере распространения христианства на Восток, и в переводах на древнерусский, грузинский и другие языки.

Но главным для христианства, безусловно, были и остаются четыре «свидетельства Флавия», подтверждающие, как утверждалось, историчность фигуры Иисуса Христа и христианской концепции в целом.

И они, безусловно, заслуживают отдельного и довольно долгого разговора.

* * *

Как верно заметил в своей статье в «Православной богословской энциклопедии» известный русский богослов Д. М. Муретов, все бесчисленные исследования, касающиеся «свидетельств Иосифа», распадаются на три группы: одни считают свидетельства в том виде, в каком они приведены у христианских переводчиков, подлинными в полном объеме, другие объявляют их целиком подложными, а третьи считают, что они и в самом деле имелись в оригинале, но затем были искажены переводчиками и переписчиками[73]. В наши дни после долгих дебатов возобладала последняя точка зрения, хотя остается немало сторонников и двух первых.

К первому такому свидетельству Иосифа следует отнести его рассказ об Иоанне в 5-й главе 18-й книги второго тома «Иудейских древностей», которое и в самом деле почти не оставляет сомнений, что речь идет о евангельском Иоанне Крестителе:

«Некоторые иудеи, впрочем, видели в уничтожении войска Ирода вполне справедливое наказание со стороны Господа Бога за убиение Иоанна. Ирод умертвил этого праведного человека, который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к Предвечному и собираться для омовения. При таких условиях (учил Иоанн) омовение будет угодно Господу Богу, так как они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более что души их заранее уже успеют очиститься. Так как многие стекались к проповеднику, учение которого возвышало их души, Ирод стал опасаться, как бы его огромное влияние на массу (вполне подчинившуюся ему) не повело к каким-либо осложнениям. Поэтому тетрарх предпочел предупредить это, схватив Иоанна и казнив его раньше, чем пришлось бы раскаяться, когда будет уже поздно. Благодаря такой подозрительности Ирода Иоанн был в оковах послан в Махерон, вышеуказанную крепость, и там казнен. Иудеи же были убеждены, что войско Ирода погибло лишь в наказание за эту казнь, так как Предвечный желал проучить Ирода» (ИД, 2:18:5).

Сравним с тем, как рассказывается о казни Иоанна в Евангелии от Матфея:

«В то время Ирод четвертовластник услышал молву об Иисусе и сказал служащим при нем: это Иоанн Креститель; он воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им. Ибо Ирод, взяв Иоанна, связал его и посадил в темницу за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего,