Беженцы, уходившие с юга после Нёрдлингена, умирали от чумы, истощения и голода в лагере под Франкфуртом или в переполненных лечебницах Саксонии. Семь тысяч человек были высланы из кантона Цюриха: для них там не было ни еды, ни пристанища. В Ханау заперли ворота, чтобы не пускать беженцев. В Страсбурге они в мороз лежали на улицах, жители днем перешагивали через тела, а по ночам слушали стоны страдающих от холода и болезней людей, пока магистрат насильно не выдворил их за стены города, тридцать тысяч человек. Иезуиты всеми силами пытались помочь несчастным; после сожжения Айхштетта они собрали детей, прятавшихся в подвалах и кормившихся убитыми крысами, увезли к себе и воспитывали по своим обычаям. В Хагенау монахи выдавали еду беднякам из своих запасов, но вскоре французские войска захватили их амбары и склады, экспроприировав зерно для армии[1191].

Урожай в 1634 году обещал быть неплохим, но его вытоптали беженцы и интервенты. Такая же участь постигла и урожай в 1635 году, и наступившая зима была самой голодной за многие годы для всех районов от Вюртемберга до Лотарингии. В Кальве пастор видел, как женщина грызла мертвую лошадь вместе с собаками и воронами. В Эльзасе помешавшиеся от голода люди срывали с виселиц трупы и пожирали их. По всему Рейнланду стражники охраняли кладбища от мародеров, разрывавших свежие могилы и продававших человеческое мясо. В Цвайбрюккене одна женщина призналась в том, что съела собственного ребенка. В Эльзасе употребляли в пищу желуди, шкуры коз, траву, на рынках в Борисе продавалось мясо кошек, собак и крыс. В Фульде, Кобурге, в предместьях Франкфурта жители боялись, что их могут поймать, убить и съесть сумасшедшие, лишившиеся разума из-за голода. Под Вормсом в цыганских котлах находили сваренные человеческие руки и ноги. Неподалеку от Вертхайма в карьере были обнаружены человеческие кости, свежие, без тканей, обглоданные и обсосанные[1192].

Английский посол и его свита немало уди вились тому, что им довелось увидеть на пути в Регенсбург на собрание курфюрстов. Жители деревень, по которым они проезжали, не встречали их, как прежде, а бежали, принимая за интервентов. На дорогах орудовали разбойники, несколько человек из его свиты подверглись нападению — их захватили и убили недалеко от большой дороги, в четырех милях от Нюрнберга. Путешествие для мирных англичан превратилось в настоящий кошмар, и человек, оставивший о нем свои воспоминания, описывал его как страшный сон, а не реальность. «От Кёльна и дальше все города, деревни и замки были разрушены, разграблены и сожжены». В Нойкирхене «догорал дом», и в деревне они «не встретили ни единой души». На улице они натолкнулись на два мертвых тела, «одно из них было явно только что извлечено из могилы». В Айльфкирхене англичане «перекусили тем, что у нас оставалось, так как вокруг ничего нельзя было найти». В Нойштадте, «прекрасном городе когда-то, теперь разграбленном и сожженном», они увидели лишь «изможденных детей, сидевших на ступенях и уже почти полумертвых». В Бахарахе им попадались на дороге «мертвые тела, у которых изо рта торчала трава». В Рюдесхайме «его превосходительство подал что-то несчастным, и они чуть не убили друг друга, дерясь за подаяние». В Майнце «они просто лежали на навозных кучах, не в силах даже подползти за милостыней его превосходительства». Здесь город тоже был «неимоверно сокрушен», и путникам пришлось ужинать и ночевать в лодке на реке, откуда они бросали остатки еды нищим на набережной, которые так дрались, что один из них свалился в Рейн и, похоже, утонул[1193].

Самое тяжелое положение сложилось на Рейне, но плохо было везде и всем. В Мюнхене проходившие через город испанские войска оставили после себя чуму, которая за четыре месяца унесла жизни десяти тысяч человек[1194]. Банер жаловался, что в амбарах Ангальта и Галле для его людей не осталось ни одного зернышка[1195].

Даже в Штирии, на родной земле Фердинанда, крестьяне подняли восстание, в результате которого тридцать шесть человек отправились на галеры, а пятеро — на эшафот[1196]. В такие времена трудно разобрать, где безумие, а где идеализм. Обездоленный австрийский фермер-протестант Мартин Лаймбауэр набрал банду сообщников и начал выступать с антиправительственными проповедями и пророчествами. Его арестовали и отпустили, посчитав душевнобольным. Он еще пару раз тревожил власти. На третий раз его предали соратники. Место, где он скрывался, окружили, пророка извлекли из-под широких юбок двух старух и вместе с молодой женой поместили в темницу в Линце. Здесь он сначала объявил себя заместителем Господа на земле, потом под страхом смертной казни сломался, раскаялся и стал католиком. Его жена, приговоренная к пожизненному заключению, сбежала с помощником палача, который должен был на следующий день казнить ее мужа[1197]. Эта трагикомичная история была типична для той эпохи.

Смерть Фердинанда совпала с восстановлением шведами своей боеготовности.

А началось все еще осенью. Имперцы двинулись к Бран-денбургу на соединение с саксонцами, чтобы ударить по Банеру, но маршал при содействии очень способного соотечественника Торстенссона и двух шотландцев, Лесли и Кинга, переиграл наступавшего противника. Ловким маневром он отрезал их объединенные силы у Виттштока на реке Доссе, притоке Хавеля. Здесь 4 октября 1636 года имперцы заняли позиции на холме, защищенном от войск Банера длинной и узкой лесополосой, окопались, поставили батареи и из повозок соорудили баррикады. План Банера заключался в том, чтобы выманить противника из его укреплений, окружить и разбить на ровной местности. Соответственно, он и Торстенссон, взяв с собой лишь половину кавалерии, должны были выйти из леса на нижние склоны холма, словно приглашая противника к бою. А пехоте Лесли и Кингу с остальной кавалерией предстояло неожиданно ударить по имперцам с фланга и тыла.

Хитроумный замысел Банера чуть не сорвался. Его выход из леса действительно привлек внимание имперцев, и их атака была убийственной, шведы уступали им в численности, и значительно, а Лесли и Кинг опаздывали. Когда наконец появилась пехота Лесли и начала крушить фланг имперцев, она дала Банеру и Торстенссону лишь возможность передохнуть, но не выбила имперские батареи с вершины холма. Конница Кинга, которой пришлось сделать немалый крюк, появилась на поле брани, когда и Лесли и Банер думали, что уже все потеряно. Кинг прибыл вовремя, и после его вступления в сражение оно закончилось в считанные минуты. Атакованный с трех сторон, противник предпочел капитуляции бегство. Имперцы оставили на вершине холма девятнадцать штандартов, сто тридцать три пушки, все повозки и большое количество оружия. Их спас от пленения только подрыв обозов[1198].