— Ужасно с большой буквы «У». И моя лодыжка… как же она болит!

— Как это случилось?

МакКеггерс глубоко вздохнул и снова громко высморкался.

— Ты прекрасно знаешь, что Берри любит танцевать.

Мэтью предвидел, что ответ будет таким.

— О, и ты подвернул лодыжку, танцуя с ней?

— Нет, я растянул лодыжку, когда шел с ней на танцы. Это было в «Док-Хауз-Инн» два дня назад. А вчера утром я проснулся с этим ужасным недомоганием. Берри была так добра, что принесла мне еду и составила мне компанию.

— Я уверен, ты наслаждался ее обществом множество вечеров, пока меня не было.

— Ну… да, но… — Он поправил очки, когда те съехали на нос. — Боже! Ты что, ревнуешь? Ко мне?

— Не думаю, что это секрет, учитывая, что ты давно глаз положил на Берри.

— Положил глаз? Что ж… возможно, какое-то время назад так и было. Но… позволь сказать! Каждый раз, когда я пытался показать свои виды на нее, со мной происходил какой-нибудь несчастный случай. Я чуть не обнищал, покупая новую обувь, потому что столько раз ломал каблуки, что не счесть! Я столько раз падал прямо на улице! Знаешь, я научился оставлять свои виды дома. Прости. — Он высморкался и вытер нос платком. На фоне бледного лица он был кричаще-красным. — Знаешь, если б я действительно положил на нее глаз и не отказался от своих видов на нее, я, вероятно, был бы уже мертв.

После этого заявления Мэтью опустил взгляд в пол.

— Знаешь, — прохрипел МакКеггерс, — я начал подумывать, что… Берри, возможно, приносит мне неудачу. Ты веришь, что такое возможно? В любом случае, она любит тебя и говорила мне об этом… — он трижды чихнул, прежде чем закончить, — много раз.

— Я тоже ее люблю, — сказал Мэтью. — Когда я найду ее, я попрошу ее выйти за меня замуж.

— Здесь? — удивился МакКеггерс.

— Да… — Мэтью осекся.

Здесь? Просить Берри выйти за него в этом могильнике? Это было бы поистине незабываемо, но не такое впечатление Мэтью хотел оставить у нее об этом дне.

— Так ты говоришь, она направилась к Салли Алмонд?

— Вы разминулись всего на несколько минут. Мне нужно выпить куриного бульона и яблочного эля…

— Тогда ладно. — Мэтью решил, что застанет Берри в таверне Салли Алмонд на Нассау-Стрит. Если идти быстро, он доберется туда примерно за шесть минут вне зависимости от того, насколько многолюдно на улице. — Пойду за ней, — сказал он хлюпающему носом негодяю в постели. — Надеюсь, тебе скоро станет лучше! — Он направился к выходу, порадовавшись этому.

— Мэтью! — позвал МакКеггерс, и пришлось остановиться. — Я рад, что ты дома. Мы скучали по тебе.

Мэтью подумал, что Эштон и вправду так думает. Он решил, что это вполне стоит кувшина любимого эля, который скоро пришлют Эштону. Он показал ему большой палец, миновал причудливый костяной зверинец, вышел за дверь и спустился по лестнице.

В коридоре, когда он поднимался по следующей лестнице в этом здании, которое, казалось, состояло только из ступеней, он услышал оклик:

— Мальчик! Мальчик, иди сюда! — Крик прозвучал громче. — Мальчик! Иди же сюда!

Что теперь? — раздраженно подумал Мэтью. Он остановился, оглянулся и увидел, как к нему приближается мужчина плотного телосложения в фиолетовом костюме в более светлом фиолетовом жилете в рубашке с оборками и белых чулках. На нем был высокий завитый парик, тяжело свисающий на плечи, а в руках он держал стопку бумаг.

— Мальчик, — сказал он, приблизившись к Мэтью, — я хочу, чтобы ты отнес это судье… подожди… а кто ты? — Выпученные глаза над длинным носом на лошадином лице моргнули. — Ты не посыльный! Ты… Мэтью Корбетт?

— Он самый. — И Мэтью знал, к кому он обращается. Ни к кому иному, как к губернатору Лорду Корнбери, который, к его удивлению, отказался от своего обыкновенного женственного наряда и выглядел, как судья, которому и самому грозит виселица.

— Я давно тебя не видел. Где ты пропадал?

— Я был за границей, сэр.

— О, я бывал за границей.

— Я хотел сказать, что всего несколько минут назад вернулся из Англии, сэр.

— Что ж, рад снова тебя вдеть.

— Простите, сэр, но я очень…

— О, горе мне! — воскликнул Корнбери, хватая Мэтью за рукав и не давая ему уйти. Лошадиное лицо обрело выражение глубочайшего отчаяния. — Никогда не знаешь, где и кто ударит тебя ножом в спину, не так ли?

— Да, — согласился Мэтью, стремясь поскорее спуститься по лестнице.

— И это был жестокий удар! — продолжал сокрушаться Корнбери. Тема явно была для него болезненной. — Ведь это сделала моя кузина, королева! Так больно, когда грязное дело делает твоя семья!

— Я сожалею, сэр, но…

— Сожалеешь? — Корнбери лишь крепче сжал его рукав. — Это настоящая трагедия, и мне больше не на кого положиться в этом мире! Полагаю, ты уже слышал ту ложь, которую обо мне распространяют! Весь город уже знает об этом и наслаждается грязными сплетнями! Что губернатор Корнбери разграбил казну, провел неделю в Филадельфии, занимаясь непристойностями, спустил деньги города на распутных девиц и что присваивал себе городские средства, несмотря на присягу! Полагаю, ты все это слышал!

— Разве что совсем мельком, — пробормотал Мэтью, надеясь избежать новых подробностей.

— Я так и знал! Так и знал! — Корнбери содрогнулся от волнения, все еще держа Мэтью в плену. — Эти сплетни погубят меня! Меня вызывают к моей кузине, и все отъявленные враги, только и ждавшие, пока я паду, танцуют на моих костях! А знаешь, что говорит моя достопочтенная кузина? Она говорит, что нам придется расследовать эти слухи! Это оскорбление моей чести, мальчик Корбетт! Поэтому я отказываюсь в настоящем и будущем чтить мою кузину так, как я делал это в прошлом. Что же до этих расследований, то я плюю на них! Плюю, говорю я тебе!

— Хорошо сказано, сэр, — сказал Мэтью, попытавшись высвободить свой рукав.

— Тогда позволь мне спросить тебя, — Корнбери наклонился ближе, умоляюще глядя на него, и прошептал: — ты знаешь хорошего адвоката?

— Я переверну каждый камень в поисках, — сказал Мэтью. Ему