Легкий намек на маленькое чудо, устроенное Дэвидом ради меня в тот вечер, когда он сделал мне предложение, – отсюда я сделала вывод, что оба приятеля обмениваются не только ударами по мячу два раза в неделю под белым пластиковым куполом ультрамодного клуба для избранных «Ля Шатеньре» на западе столицы. Интересно, до какой степени простираются доверительные отношения между ними перед разминкой или в душе после игры?

– Я уже не молоденькая дурочка, чтобы надеяться, что моя жизнь с ним сведется только к этому. С вашей стороны будет очень мило, если вы перестанете держать меня за блондинку, коей я не являюсь, если вы заметили.

Я услышала сдержанный короткий смешок на том конце провода. Франсуа Маршадо был из тех мужчин, которые уважают женщин, умеющих постоять за себя. Его, пожалуй, даже забавляло, что ему дают отпор. За то короткое время, что мы с ним были близки, я заметила в нем горячий нрав игрока. Маршадо, несомненно, был тонким и проницательным человеком, что трудно было увидеть с первого взгляда, так как он умышленно скрывался под маской униженного почитания по отношению к своим бывшим сокурсникам.

– Я это заметил, – сказал он более мягким тоном. – Но вы еще многого не знаете: пронырливые папарацци, ядовитые статьи на первой полосе, подножки от завистников… Я уж не стану говорить про шантаж и интриги.

Тем не менее он стал об этом говорить, желая, видимо, произвести на меня впечатление:

– Хотите пример? Пожалуйста! Один из наших общих друзей обнаружил у него в доме свою жену с перерезанным горлом, и в деле оказались замешаны тайные агенты из газового концерна одной восточноевропейской страны.

– Когда это было? – спросила я, стараясь скрыть охватившее меня волнение.

– Да уж лет десять назад. Но подобные технические осложнения иногда случаются, и люди такого сорта, как Дэвид, к этому всегда готовы.

«Технические осложнения» – ничего себе! Странный термин он подобрал, чтобы объяснить смерть невинной женщины, принесенной в жертву ради финансовых интересов. Просто возмутительно!

Но этим меня не проймешь! Я лихорадочно искала подходящий аргумент, который он не смог бы проигнорировать и который заставил бы его согласиться на тайное свидание со мной.

– Вот именно!

– В каком смысле?

– То, что я собиралась вам рассказать, касается непосредственно меня.

– Каким образом?

– Моя жизнь тоже в опасности.

То, каким драматическим тоном были сказаны эти слова, подействовало на него и вызвало некоторый интерес. Профессиональный инстинкт опытного журналиста заставил Маршадо насторожиться. Я-то знала, какую кнопочку надо нажать, так как у всех журналистов есть такой эректильный орган, который встает, стоит лишь упомянуть о возможной сенсации.

– Ваша жизнь… в физическом смысле? – взволнованно переспросил он.

– Нет, в профессиональном.

Маршадо с облегчением рассмеялся. Я услышала в трубке, как он большими глотками пьет какой-то напиток, скорее всего горячий. Видимо, я со своими разговорами оторвала его от воскресного позднего завтрака.

– Ну ладно… Можно и встретиться, если хотите. Но давайте договоримся заранее: вы никогда не связывались со мной и наша встреча никогда не имела место быть.

– Не просто договорились, я сама на этом настаиваю, – сказала я серьезным голосом, точно настоящий конспиратор.

Шпионская формулировка, как и сама тональность нашего разговора, развеселила меня. Она воскресила трогательные воспоминания о фильмах, которые я смотрела в детстве, и подстегнула воображение, оживив тени реальных и вымышленных шпионов и сыщиков. Но детство проснулось во мне ненадолго. То, что мне предстояло, не относилось к разряду шуток или развлечений. Речь шла о моей жизни, то, что эти психи, два брата, так легко и непринужденно жонглируют ею, бесило меня всерьез. Я нутром чувствовала, как их мерзкие происки, замешенные на старинной вражде и соперничестве, разрушают мою жизнь.

– Вы знаете «Марли», в квадратном дворе напротив Лувра?

– Да. Я никогда там не была, но знаю, где это.

– Я приеду туда через час. И не больше, чем на час.

– Хорошо, договорились.

– У меня, знаете ли, есть семья, и она в пяти минутах от того, чтобы устроить бунт. Я бы предпочел, чтобы это случилось не в воскресенье и не за две недели до летних каникул.

То, что Маршадо употребил школьное выражение, «летние каникулы», свидетельствовало о том, что выше всего на свете он ценит семью и своих детей. «Это так трогательно», – искренне подумала я.

Как только я повесила трубку, на экране мобильника высветилось три неотвеченных вызова. От Сони. Но в данный момент я была не в силах разговаривать с ней. Ни сейчас, ни, может быть… никогда впредь.

Быстро в душ – и одеваться. На сей раз я выбрала чуть более соблазнительный наряд, чем строгий брючный костюм. Собеседник, как я точно знаю, неравнодушен к моим выпуклым прелестям. Надо этим воспользоваться, чтобы выудить из него больше, чем он сам расположен сообщить. Глубокий вырез лифа, дополненный лифчиком с высокими чашечками, поднимающим бюст, и юбочка выше колена.

У меня нет намерений обольстить кого-либо, когда я так наряжаюсь на выход. К тому же в этот раз женские атрибуты играли свою партию без моего участия. Они представляли собой прекрасную упаковку, но я ими не управляла. Мои груди вздымались, когда хотели. Мои ляжки обнажались до такого предела, до какого им было угодно. Моя киска просвечивала сквозь тонкую полоску кружев на трусиках, но мне об этом ничего не было известно. Да и не важно…

Впрочем, готовясь к выходу в тот день, я вспомнила, как однажды в моем присутствии Соня сформулировала правило выбора одежды: подходящий наряд – это такой, который способен растопить сердце самого сурового мужчины, который умеет держать под контролем свои эмоции. Главное – чтобы гармонично сочетались платье, нижнее белье и туфли на каблуках. Одежда должна быть до предела короткой, облегающей, прозрачной и изящной, в мельчайших деталях прославляя и возвеличивая прелести женщины. Тогда никто не устоит перед ее очарованием, любой мужчина, взглянув на этот шедевр искусства обольщения, испытает непреодолимое желание овладеть им. А если Соня нашла магическую формулу? Но в глубине души я не сомневалась: для того, чтобы уложить мужчину к себе в постель, Соне все это было не нужно.

(Рукописные заметки от 14/06/2009, написано моей рукой)

Нарядившись весьма кокетливо, что со мной давно уже не случалось, я спускалась по парадной лестнице, как вдруг на последней ступеньке мне под ноги бросился Арман.

– Анабель, вы уходите?

Могла бы поклясться, что в его интонации сквозил немой укор. Арман был широк в плечах и стоял так, что я не могла пройти мимо.

– Да. Но я ненадолго. Что-то случилось?