Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да вот же, рядом», – лениво зевнула спасительная идея.
Пока она искала выход, Арман перекатился на бок, устраиваясь поудобнее и разворачивая девушку к себе лицом.
– Покажи мне себя, – попросил, придвигаясь ближе и касаясь лбом, как полчаса назад.
– Ты с ума сошёл! Меня ждёт…– она предприняла очередную попытку, но сопротивления хватило ровно до того мгновения, пока правая рука не поползла по спине, обжигая через ткань. Фон комнаты Армана вдруг поплыл, высветляясь.
Бездельничающая сила с любопытством откликнулась на родной призыв. Незнакомое белое пространство с развеваемыми ветром отрезами воздушной ткани. Напротив Арман, в рубахе, будто слепленной из миллиарда снежинок, и таких же коротких штанах.
– Покажи мне себя, – повторил, протягивая руку, с которой слетел рой снежинок, обнажая по локоть мускулы и незабудковую сетку вен на неестественно белой коже.
Мари опустила голову, рассматривая своё снежное платье с завязками на груди, крест-накрест и порхающими над ними снежинками-бабочками.
– Мириам, – позвал он, дотрагиваясь до завязок и пугая вспорхнувшие снежинки. – Mariam fy maban annywyl pois-h… Gadeh ymy gyffradh-h a hy, gadeh ymy foh ynn… Fonyhh wy annonlen-nu…*
Странно, но она поняла древний язык, помедлила, думая над ответом.
– Мириам… – с лёгким акцентом шепнул Арман, и она узнала своё имя, другое, забытое.
– Аргирис…– откликнулась и не узнала свой голос, более тягучий, медовый, с хрипотцой. – Dagoisyn hai-hi**
Он не заставил себя упрашивать – бабочки разлетались медленно, открывая плечи, грудь, живот, чтобы она не торопясь рассмотрела его. Бёдра… Руки машинально сжались на затылке, хватаясь за короткие пряди. Не испугалась, – скорее, рассматривала с любопытством.
Арман приблизился, провёл рукой над её плечами, прогоняя снежное платье, распадающееся на бабочковые молекулы…
– Kaniata y my***, – рука в белом видении коснулась обнажившегося тела, и реальное осязание напомнило о забытой пружине внутри.
«Давай!» – скомандовала ментальной магии, зависшей от интересного кино.
Продираясь сквозь пламя, прожигающее губы и те части тела, к которым прикасались прохладные руки, через стоны, свои и чужие, упрямо направляла неторопливую, вязкую нить к затылку, в чужую память, – словно шла против урагана, срывающего с неё одежду и силу воли. Неужели ментальная сила настолько ослабела? Или же она не слушалась, желая увидеть финал истории, поменявшей вертикальный ракурс на горизонтальный? Снова лицо сверху, и кожу жжёт чужая кожа, задевая…
– Miriam, kaniata y my, – просят губы её, рассеянную, раздираемую на два противоречивых чувства. –… klyffarr-r-r****…
*Моя малышка, позволь прикоснуться к тебе, позволь владеть… Назови меня по имени…
** Покажи себя
*** Позволь
**** умница
Боль пронзает: пружина сжимается под нажатием и одновременно включается метка Вестника. Словно в неё воткнули копьё – вдоль всего тела… Удушливый смрад проникает в лёгкие.
Пружина успевает дважды откликнуться, как вдруг Арман замирает, руки его опадают.
Белое кино растворилось. Рядом со своим лицом Мари увидела его, погрузившегося в сон. Схватившись за плечо, она поднялась и поняла, почему невозможно дышать – по комнате плыли дымовые щупальца, кажется, от камина.
Две секунды, и она выплёскивает на смрад последнюю воду из кувшина, умножая её движением руки и затапливая угли грязью. Сразу после этого рывок рамы вверх – и живительный воздух врывается в комнату, колкий и желанный, как родниковая вода, выпуская дым, смешанный с ароматом цветущих вишен.
Мысли возвращаются к обычному своему состоянию, стыд захлёстывает. Словно не она позволила сделать всё это с собой. Обернулась на спящего Армана. «Аргирис?» – вопросительно вспоминает незнакомое имя. Укрыла его, заворачивая покрывало, чтобы не простыл на сквозняке, подхватила книгу, сумочку и, у двери оглянувшись назад, выскользнула в коридор.
Невозмутимый Вернер поклонился:
– Сирра Мариэль, позвольте сопроводить вас.
– Не нужно, сама спущусь. Там, – показала на дверь, – проследи. Что-то с вашим камином случилось, мы чуть не угорели. С Арманом всё в порядке, он просто спит.
Вернер повёл носом и метнулся в приоткрытую дверь, забывая о гостье, припустившей по коридору к лестнице.
Бежать, бежать без оглядки! Пока не проснулся, не вспомнил, не догнал! По дороге отправила свет и воду залечивать зуд на истерзанных губах, снимать розовую кайму.
Влетела в гостиную. Отец, стоя у окна, внимательно рассматривал рисунок на ножнах от длинного клинка. При появлении дочери сразу отложил интересный предмет.
– Простите, мы немного увлеклись разговором о любимых книгах, – приказывая себе не краснеть, робко ответила она и подняла томик повыше.
– Благостного дня, сирра Мариэль, – знакомый голос откуда-то сбоку повернул к себе.
– Благостного дня… сир Анри… сир Оливер, – пробормотала она, всё-таки краснея – не от стыда, так от неожиданности. – Поздравляю вас с новым статусом, господин старший инквизитор.
Сир Марсий хмыкнул, разглядывая Ленуара, словно только что его увидел. Анри поморщился:
– Это вынужденная мера, сирра Мариэль. Я не хотел афишировать новость.
Мари кивнула и обернулась к отцу, стоявшему рядом, подала ему руку:
– Едем, отец?
Рафэль коротко поклонился собравшимся господам:
– Да, уважаемые, был рад всех видеть. Жду вас всех к четырём. До встречи.
– Увидимся, – кивнул Анри, сдержанно кивая то ли г-ну де Венетту, то ли Мариэль.
Сир Марсий отправился провожать гостей. В коридоре навстречу гостям попалась сирра Элоиза, несколько томная после сна. Девушка обняла её, недовольную, прощаясь. Так мать Армана её не простила…
С сиром Марсием всё получилось гораздо сердечней.
– Возвращайся, дочь моя, скорее, – подмигнул он, не вытаскивая больших пальцев из карманов жюстокора.
– Сир Марсий был твоим отцом-наставником в детстве, – рассмеялся отец, увидев смущённую реакцию Мариэль.
«Ну, теперь всё понятно», – хмыкнула ментальная магия, и девушка улыбнулась мужчине в ответ.
– Как же вы долго, госпожа! – шепнула Жанетта, усаживаясь рядом в холодную повозку и растирая ладони, чтобы нагреть воздух внутри до приемлемой температуры.
– Так получилось, – Мари провела рукой по стеклу, успевшим украситься морозным узором.
У ворот стояли сир Марсий и Вернер. Она подняла глаза вверх, высматривая знакомое окно. В нём Арман, кажется, застёгивая камзол. Не удержалась, скосила глаза, высматривая белую полосу сложенного снега, у края дорожки, приложила руку к стеклу – и в окно наблюдающего за отъездом полетел крылатый снежок.