Но репутации его это не повредило. Теперь он мог влиять на судьбы писателей — и повлиял. Дюжардена он уже вернул из забвения, теперь настала очередь старого друга Этторе Шмица.

Шмиц начал писать во время войны странную книгу; в 1923 году он сумел собрать эти наброски в прославленную ныне «Самопознание Дзено» — роман о человеке, который не хочет бороться за существование, а чтобы избежать обвинений, усердно лечится от курения и непонятной болезни. Предыдущие романы Шмица-Звево, «Жизнь» и «Старость», канули незамеченными, но равнодушие публики к «Самопознанию» было особенно болезненно: писателю было уже шестьдесят, не хотелось думать, что жизнь потрачена зря. Экземпляр книги он послал и Джойсу, вместе с горестным письмом. Джойс ответил: «Что ты жалуешься? Ты должен знать — это, несомненно, твоя лучшая книга». Он подробно оценил текст и, исходя из собственного опыта, предложил Этторе кое-какие меры по продвижению книги; по его совету Шмиц разослал экземпляры Ларбо, Бенжамену Кремье, Элиоту, Форду и тогдашнему редактору «Дайэл» Гилберту Селдесу, как бы невзначай ссылаясь на Джойса. А Джойс в разговоре с первыми двумя заметил, что единственный современный итальянский писатель, который его интересует, это Итало Звево. В апреле 1924-го он уже писал Шмицу, что книга понравилась Ларбо, а тот, прочитав два других романа Звево, уже от себя прислал два доброжелательных письма.

Соединенными усилиями удалось привлечь к Звево внимание Эудженио Монтале — так появилось первое серьезное упоминание о нем в итальянской прессе. Затем Адриенн Монье посвящает ему весь февральский выпуск «Серебряного корабля», а Ларбо все же удается напечатать в «Коммерс» рецензию с обширными цитатами. Последовало переиздание «Старости», и Звево написал Джойсу, что тот «воскресил его, яко Лазаря». До 1928 года он часто приезжал в Париж и радостно появлялся в круге Джойса; он даже закуривал на радостях, но всегда приговаривал цитатой из собственного романа: «Его последняя сигарета»…

Джойс в качестве гонорара позаимствовал имя и волосы синьоры Ливии Шмиц — героиню зовут Анна Ливия, и волосы у нее такие же рыже-бронзовые. Синьора Шмиц слегка встревожилась, не заденет ли это ее честь. Но муж подарил Джойсу ее портрет кисти Веррудо в благодарность за счастье, которое испытал. В интервью безымянному итальянскому журналисту Джойс говорил: «Считают, что я обессмертил Звево, но я также обессмертил и локоны синьоры Звево. Они были длинными и светло-рыжими. Моя сестра, видевшая, как они ниспадают, рассказала мне о них. Река в Дублине течет мимо красилен, отчего вода в ней красноватая. Так что я в шутку сравнил эти две веши в книге, которую пишу. Дитя в ней будет иметь точно такие же волосы, как у синьоры Звево».

Французский перевод «Портрета художника в юности», сделанный Людмилой Савицки, наконец вышел в 1924 году под названием «Дедалус». Критики приняли книгу хорошо и даже с некоторым восторгом, но Джойса уже поглотила идея перевести «Улисса». Он поначалу считал, что роман в большей части непереводим — на иностранный язык, но вполне переводим в другую систему выражения, например, в кино. Однако вечер Ларбо в «Шекспир и компания» и успех переложения фрагментов снова вернули его к Мысли о французском переводе. Ларбо только что закончил «Путь всякой плоти» Батлера. Конечно, трудность задачи несравнима, и все же какое-то подспудное сходство между этими книгами было, поэтому Ларбо решился и в начале 1923-го снова засел за перевод фрагментов книги, но тут уперся Джойс. Он считал, что это разорвет впечатление от целого. Тогда Ларбо предложил заполнить пробелы чем-то вроде пересказа, но Джойса это не устроило. В итоге Адриенн пригласила Огюста Мореля, который только что хорошо перевел нескольких английских поэтов, и он согласился.

Уехав на побережье Бретани, Морель погрузился в работу и лишь иногда наведывался в Париж, чтобы проконсультироваться с Монье или самим Джойсом. К сожалению, при всей одаренности он не знал английский в тонкостях, как Савицки или Ларбо, да и Ларбо не всегда хватало осведомленности для многочисленных ловушек Джойса: Леон Фарг, переводивший «Пенелопу», тоже слегка перестарался с просторечием, и Молли получилась той плебейкой, которой не была. Однако с помощью Ларбо и Сильвии Бич удалось подготовить несколько отрывков для публикации в «Коммерс» — это был акт привлечения внимания к появлению всей книги. Джойс настоял на добавлении еще нескольких отрывков, которые привели в замешательство княгиню Гаэтани, дававшую деньги на газету. Джойс сумел переубедить ее. Затем в историю решил войти французский печатник, убравший ирландский акцент из монолога Молли; Джойсу пришлось воевать за восстановление. Потребовалась телеграмма Ларбо из Италии, чтобы убедить Адриенн сделать это. Шпильки Молли (Джойс считал, что это последняя деталь туалета, от которой женщина избавляется, прежде чем лечь в постель) тоже едва не стали жертвой редактуры. Многими последующими ошибками ранние переиздания Джойса обязаны этим переводам.

«Телемах» был переведен полностью, «Итака» и «Пенелопа» частями, они вышли в летнем выпуске «Коммерс» за 1924 год. Но вскоре возник довольно неприятный, но предсказуемый конфликт. Ларбо задело то, что Джойс обращается с ним как с литературным агентом. Собственно, даже самые верные друзья мучились тем же, но здесь все осложнялось тем, что Джойс совершенно не считался с тем, что сам Ларбо вовсе не дурной романист и поэт. Да и с кругом Адриенн удавалось ладить все меньше. Джойс тратил столько же энергии на работу, сколько на усилия не давать размолвкам из-за «Улисса» оторвать его от «Поминок…». В феврале он получил обещанные гранки из «трансатлантик ревью», но печатники, не привыкшие к его почерку и манере корректуры, наделали ошибок: правка заняла весь март. Форд был неприятно удивлен, что какой-то текст может стать причиной запрета всего номера. Сисли Хаддлстон, которого Форд попросил об экспертизе, тщательно просмотрел фрагменты и заверил, что никакой суд, ни британский, ни американский, не найдет здесь непристойностей. В апреле «Таймс литэрари сапплемент» в рубрике «Ход работы» поместил тот же фрагмент, а рядом с ним знаменитого сюрреалиста Тристана Тцара и текст Хемингуэя. Форд удачно подобрал заголовок, и Джойс благосклонно давал туда части книги до самого ее выхода в 1939 году.

Но публикация не только порождала интерес. «Поминки по Финнегану» станут в судьбе Джойса чем-то вроде «Саломеи» для Уайльда. Сперва до него доносились только слухи, что фрагменты не нравятся читателям и хуже того — они разочаровали Гарриет Уивер. Он писал: «Не думаю, что ей понравился тон моего последнего извержения, хотя Ларбо, которому я читал его, утверждает, что это самые сильные страницы из написанного мной. Задача, которую я перед собой поставил, безумно трудна, но я верю, что она должна быть завершена. Боже мой. Какие грехи я совершил в моем прошлом воплощении, чтобы оказаться в такой яме?» А ведь ей был послан набросок «Анны Ливии Плюрабель»: «…болтовня двух прачек через реку, которые с приходом ночи становятся деревом и камнем. Река называется Анна Лиффи. Некоторые слова из начала — гибриды датского и английского. Дублин основан викингами. Ирландское название — Байле аха Клиах, Балликли = Город у брода. Ее ящик Пандоры содержит беды, наследованные плотью. Поток бурый, богатый лососем, извилист, неглубок. Разделенный рекой до самого конца (семь дамб), встает строящийся город. Иззи позже станет Изольдой (см. Чейпелизод)».