огромными баржами, влетевшими в некогда густой лес. Их корпуса, вероятно, будут ржаветь на этом месте веками, словно гигантский памятник его могуществу.

Большинство других людей были бы потрясены масштабами разрушений. Нолан же чувствовал лишь восхитительный трепет, вызванный отчасти гордостью, а отчасти едва ли не религиозным благоговением.

«Все это – дело моих рук!»

Это было выдающееся достижение, способное затмить любой многовековой артефакт. Он уставился на абиссинский церемониальный головной убор, украшенный золотом и драгоценными камнями. Тот лежал под ветровым стеклом прямо перед штурвалом. Де Костер прихватил с собой это сокровище, когда покинул свой кабинет и сбежал вниз по потайной лестнице к квадроциклу. Добраться до бронированного судна удалось без всяких проблем. С помощью Нгоя он быстро отчалил и направился вниз по реке.

Миновав место взрыва, де Костер еще раз оглянулся, представив себе такие же масштабы разрушений в горах на востоке. Еще только отходя от острова, он получил подтверждение об успешном бомбовом ударе. А еще договорился о вертолете, который должен был ждать в миле ниже по реке, чтобы доставить его по воздуху в Каир, откуда Нолан планировал добраться до своего центрального офиса в Бельгии.

После всего этого придется пережить немало юридических бурь, но он не из тех, кого легко потопить. Его миллиарды станут крепостью, которую не сможет разрушить ни одна страна или армия. Он использует свое богатство, чтобы переписать историю, изобразить себя спасителем, поскольку во время бедствия его корпорация финансировала больницы по всему Конго. И точно так же заставит умолкнуть любых недоброжелателей, будет подкупать и шантажировать, чтобы по-прежнему держать весь этот регион мертвой хваткой.

Протянув руку, Нолан положил ладонь на золотую корону, зная, что она принадлежит ему по праву рождения, как и вся Центральная Африка.

А вскоре и весь континент.

Шарканье ног отвлекло его внимание от штурвала. Повернувшись к двери рулевой рубки, он увидел Нгоя, только что принявшего душ и уже не столь испуганного.

Врач указал вниз по реке.

– А скоро уже этот вертолет…

Нолан отпрянул от исследователя, сердце подкатилось к горлу.

Нгой прочел ужас на его лице и, вздрогнув, обернулся.

И в этот момент заметил то, что тихо прыгнуло с кормовой палубы и приземлилось за рулевой рубкой, поймав свою добычу в ловушку.

Здоровенный лесной кот ощетинился, превратившись в гору мерцающего черного меха. Даже при свете дня он казался скорее тенью, чем существом из плоти и крови. Из этой клубящейся тьмы холодно сверкали золотисто-янтарные глаза. Над оскаленной пастью торчали ослепительно-белые усы. Зверь не издал ни звука. Обнаженные ятаганы его клыков и сами по себе были достаточной угрозой.

Нгой вскрикнул.

Кот взмахнул лапой. Острые когти полоснули врача по голове, начисто оторвав ему лицо и резко развернув на месте. И все же Нгой опять взвизгнул сквозь порванную плоть и окровавленные кости. Рухнул на настил, мучительно корчась.

Кот переступил через него, не обращая внимания на вопли.

Исследователь не был основной целью зверя.

И Нолан знал это.

В течение нескольких недель после поимки он жестоко мучил кота-мутанта, чем вызвал его гнев. Судя по всему, измененный вирусом зверь таился в засаде в одном из нижних помещений – наверное, привлеченный запахом Нолана, который пропитал яхту.

Де Костер попятился к правому борту, к открытому окну рулевой рубки.

Кот устремился к нему, словно играя, только вот злобное рычание ясно выдавало его намерения. Нолан развернулся и рыбкой нырнул в проем, но не успел. Когти вцепились в заднюю часть его ноги, разорвав плотную ткань брюк, кожу и мясо. Тем не менее де Костер как-то ухитрился вырваться, вывалился за окно и кувырком полетел с высоты двух этажей в реку.

Вынырнул, отплевываясь и панически вспенивая воду руками и ногами. Порванная когтями нога горела под водой, но он не сдавался.

«Нужно где-то спрятаться!»

Яхта со все еще работающими двигателями пронеслась мимо, теперь уже без экипажа – ну, или почти. Оглянувшись, де Костер увидел кота, высунувшегося из окна рубки. Впившись когтями в раму, тот поднял башку, вытянул шею и зарычал на весь мир.

И в этот момент Нолан понял, что никакой он не король этой земли и этих джунглей, и еще сильней задрыгал ногами, взывая к провидению и моля о милосердии. Молитвы его, видно, были услышаны, поскольку он увидел, как яхта с торчащим из нее зверем отклоняется от него, направляясь к дальнему берегу.

Он поплыл еще быстрее.

Лес перед ним поднимался все выше.

«Осталось совсем чуть-чуть».

Тут до него донеслись треск дерева и хруст сминаемой стали. Яхта сильно ткнулась носом в дальний берег, углубляясь в джунгли. Как только она замерла, с палубы спрыгнула темная тень, исчезнув в зарослях.

Нолан, отчаянно загребая руками и ногами, преодолевал оставшееся расстояние до берега. Оглядывался на реку – не попытается ли зверь переплыть на эту сторону. Джунгли на противоположном берегу оставались темными и неподвижными. Наконец, в последний раз дрыгнув ногами, де Костер выполз из воды и растянулся плашмя в грязи. Недавний паводок начал отступать, оставив за собой высокие скользкие склоны, полностью лишенные растительности.

«Нельзя останавливаться!»

Утопая в глинистой земле, он стал с трудом подниматься по крутому склону. Скользкая грязь хватала за ноги. Через пару шагов стало еще труднее, поскольку ноги вдруг начали мелко дрожать, быстро слабея. Он впился в склон скрюченными пальцами рук, но и руки отказывались подчиняться. Поначалу Нолан списал это на панику, но потом вспомнил.

Опустил взгляд, чтобы посмотреть на располосованную ногу, на кровь, струящуюся по обнаженным мышцам.

Эти раны были далеко не главной проблемой.

Его тело все сильней поддавалось яду из кошачьих когтей.

Исследовательская группа Нолана уже определила его. Основным компонентом этой красноватой субстанции оказалось одно из производных сукцинилхолина – препарата, применяемого анестезиологами в качестве нервно-мышечного блокатора и миорелаксанта. Это соединение вызывало мышечный паралич, но оставляло человека в полном сознании, сохраняя его способность чувствовать все, включая боль.

По мере того, как конечности наливались свинцовой тяжестью, де Костер все глубже оседал в грязь. Опасаясь задохнуться, он нашел в себе силы перевернуться на спину. И, уже не способный удержаться, соскользнул обратно к кромке воды.

Боль в ноге не отпускала. Нолан по-прежнему чувствовал, как горячая кровь бежит по бедру и разорванной икре. От паралича стало труднее дышать, но он заставил свои ребра подниматься и опускаться.

«Просто надо немного переждать».

Сам по себе яд не был смертельным. Со временем, максимум через час, его действие ослабнет.

Нолан не оставлял надежды.

А зря.

Ему следовало бы получше знать Конго.