Вертолет завис сзади, болтался галсами, поливая свинцом дорогу и мчащийся автомобиль. Фонтанчики взмывали то справа, то слева… Жесткий жестяной клекот вспорол крышу, обшивку салона. Вертолет приблизился, готовый выпустить последнюю, смертоносную очередь. На уничтожение. Наташе показалось, что она даже разглядела за колпаком оскаленное лицо пилота: в этой «улыбке» было торжество победителя. Задержала дыхание и спустила курок.

Вертолет будто вздрогнул, зарылся носом вперед и помчался, настигая машину.

— В сторону! — успела крикнуть мужу Наташа.

Желто-алый клубок взрыва полыхнул жаром, сжигая траву, плавя землю. Вертолет и автомобиль исчезли в нем, пока дьявольская сила не выплюнула из раскаленного жерла остатки, обломки того, что было железом, кровью, плотью.

…Раскаленный августовский день замер на мгновение, прислушиваясь к грозному эху чужой войны, и снова зашелестел ивовой листвой, шершавой осокой, заиграл всплесками резвящейся в реке рыбы.

…Аля почти вылезла из-под обрыва. Жаркая вспышка далекого взрыва полыхнула в ее расширенных от ужаса зрачках… Девочка замерла, прошептала тихо: «Мама…» — и полетела в черную яму беспамятства, словно в глубокую пропасть, из которой ей не выбраться никогда.

* * *

19 августа 1991 года, 13 часов 43 минуты

— Надо отсюда сматываться, — тихо произнес один из операторов спецсвязи, стоя рядом с фургоном.

Горелое пятно и рваные обломки металла — вот все, что осталось от вертолета и автомобиля. Крас неподвижно застыл на пожухлой кромке рядом.

— Связь с Гаспаром есть?

— Нет.

— Странно.

— Да тут в Москве такие дела весь день, что его вполне могли подпрячь в любую из колесниц…

— Он должен был сам связаться…

Оператор пожал плечами — дескать, наше дело телячье: прокукарекать, а там хоть не рассветай.

Второй оператор в больших кирзовых бахилах чапал по гари.

— Ну что? Сколько трупов?

— Тут бы и жмуркоманда толком не разобралась. А у них опыту по этой части поболее будет. Все разворотило так, будто черт сплясал…

— Оставшихся «эксов» вызвал?

— Да. Вот они обрадуются, — хмыкнул он. Добавил, ерничая:

— Какие еще будут приказания?

Вместо ответа. Крас глянул на оператора так, что у того отбило всякую охоту иронизировать. Разлепил губы:

— Ты прав. Потери таковы, что, если к имеющимся трупам добавятся один-два шутника, никто этого даже не оценит. Ты понял?

— Виноват, — быстро произнес оператор и мигом скрылся в кузове фургона, от греха подальше.

К месту побоища подъехали два зеленых «уазика», Вынырнувшие оттуда «эксы» застыли у горелого пятна.

— Каин в «вертушке» был? — спросил старший.

Крас кивнул, глядя в землю.

— Тогда — по коням? Ловить здесь больше нечего.

— Да, — согласился Крас. И медленно побрел обратно, к речному обрыву. Из сбивчивых, азартных переговоров вертолетчиков во время погони, которые хорошо принимались в фургончике спецсвязи, он знал, что автомобиль Барса останавливался у этого обрыва. Зачем?

— Эй, Крас, далеко?

Тот не ответил. Подозрение крепло, и нужно было его проверить. Да и… Он прибавил шаг. Приблизившись к обрыву, глянул вниз. Песок был измят неровными рытвинами. Крас вынул пистолет и аккуратно шагнул за край.

Девочка, свернувшись в клубочек, лежала под корнем вывороченной сосны, обняв плюшевого медвежонка. Услышав шаги, подняла голову, оскалилась, зарычала по-звериному.

— А вот и выводок, — усмехнулся Крас. — Ишь ты, настоящий звереныш… — произнес Крас, пряча пистолет. Волна горячего, нестерпимого желания затопила Краса… Он шагнул к девчонке, произнес хрипло:

— Не бойся, детка, не обижу…

Девочка еще больше сжалась в комочек.

Крас чувствовал, как пульсирует шрам. Сейчас, сейчас он сорвет с нее платьице, все сорвет, и тогда… Первый стон наслаждения и боли будет для нее и последним.

Он потянулся руками к ее ногам…

Девочка зарычала, как разъяренный барсенок. Пяткой попала прямо в лицо, Крас на секунду застыл в воздухе, не удержал равновесие и неловко рухнул на откос. Его потащило вниз.

Девчонка в два прыжка оказалась на кромке обрыва и исчезла.

Проскочила открытое пространство, подлесок и неслась стремглав уже через густеющий лес… Ветви стегали лицо, раздирали в клочья легкое платьице, но она мчалась без оглядки, пока не упала обессиленно в мягкий, чуть влажный мох. Слезы текли из глаз, девочка плакала, подвывая, будто оставшийся сиротой звереныш.

Ярость застилала глаза. Крас карабкался по песчаному откосу, песок струился, уходил из-под ног, и Крас сползал вниз снова и снова…

— Сук! Сука! Сука! — Он выхватил пистолет и пулю за пулей вгонял в корневище сосны, под которым пять минут назад спала девочка. Отдача выстрелов подбрасывала оружие вверх, Крас не удержал равновесие, упал навзничь и съехал вниз. Попытался привстать, пошатнулся, будто пьяный, и соскользнул в реку. — Черт! — Холодная вода отрезвила. Крас спрятал оружие, плеснул пригоршню за воротник. — Черт!

И услышал приближающийся гул вертолета. Поднял голову вверх, увидел над обрывом одного из «эксов».

— Что, рыбалочкой занялся, Крас?

— Да пошел ты!

— Я-то пойду… А только сейчас начальник — ты. Хоть и мокрый по яйца… — Помолчал, добавил:

— Тут какой-то геликоптер подваливает… Сшибать или как?

— Помоги выбраться!

— Да с нашим удовольствием! — Боевик бросил тонкий трос.

Через минуту Крас уже сидел в машине, через пару — был в фургончике спецсвязи.

— Что Москва? — спросил он оператора, едва захлопнув бронированную дверцу.

— Молчит. А вот с вертолета пришел позывной.

— Какой?

— Приоритет Лир. Крас заметно побледнел.

— Ты не ошибся?

— Да как можно… Сажать? Он, пока ходит большими кругами, словно чует: настроение у наших придурков не праздничное, пальнут сгоряча в полдюжины стволов…

— Сажать. Отвечай моим позывным.

— Есть.

Вертолет приземлился еще через минуту. Лопасти наконец остановились, мотор затих.

— М-да… — произнес, выбираясь из кабины, моложавый, черноволосый человек. — Ну вы тут и налажали. Красавчик…

Краса внутренне передернуло от фамильярности обращения; ладно «эксы» — дебилы, мясо, наркота конченая… А этот что?

— Мы получили ваш позывной по приоритету Лир. Но вы, — Крас выделил это слово, — забыли представиться.