сказал: „Оставьте меня в покое с этими бесовскими нашептываниями! Видите вы эту птицу? Так вот с раннего утра я заклинаю ее залететь в монастырь, чтобы я мог передать с ней весточку ‘Исе…“. Затем он оставил нас и подошел к монастырским воротам, которые, однако, оставались, запертыми перед ним. Через некоторое время его нашли близ монастыря мертвым. Правил городом в ту пору эмир ал-Аббас ибн Кайгалаг. Когда он и жители Эдессы услыхали об этом, они пришли к монастырю, говоря: „Его убили монахи", а Ибн Кайгагалаг сказал: „Этому юноше нужно отрубить голову, тело его сжечь, а монахов отхлестать плетьми“. Он твердо стоял на своем решении, так что христиане и их монастырь вынуждены были откупиться от него суммой в 10 тыс. дирхемов. Когда юноша после всего этого пришел как-то в Эдессу навестить своих родителей, то мальчишки кричали ему вслед: „Ты убийца книготорговца Са‘да!“ — и бросали в него камнями. В конце концов он вынужден был покинуть этот город и переселился в монастырь Сам‘ана. Что с ним сталось — я не знаю»[2445].

Пожалуй, из страха перед такими любовными историями некоторые учителя не терпели присутствия безбородых на своих лекциях, так что иному стремящемуся к знаниям юноше приходилось тайком проникать на занятия с наклеенной бородой[2446].

Проституция отнюдь не является, как полагают наши социологи-рационалисты, какой-то заменой брачной жизни для неженатых. Наоборот, по своему происхождению она представляет иррациональное религиозное установление, почти такое же, как и институт кастратов. Процветала она также и в мире ислама, хотя многоженство и обычай позаботились о том, чтобы неженатые мужчины и незамужние девушки были редким исключением. И несмотря на это, закон настолько позволял себе действовать на основе «серой теории», что наказывал неверность супруга побитием камнями. Правда, для этого требовались такие точные доказательства, что приговор к этому наказанию так никогда и не удалось вынести[2447]. Некий путешественник-мусульманин, описывая около 300/912 г. регламентированную законом проституцию в Китае с ее специальным на то ведомством и налогом, заключает свое описание следующими словами: «Мы возносим хвалу Аллаху за то, что он избавил нас от подобных искушений»[2448]. Однако уже пятьдесят лет спустя ‘Адуд ад-Даула (ум. 372/982) мыслил в достаточной мере чуждо исламу, когда обложил налогом в Фарсе танцовщиц и проституток и сдал на откуп сбор этих налогов[2449]. Фатимиды в Египте последовали его примеру[2450]. Согласно одной легенде, возникшей, вероятно, около 400/1009 г., ‘Адуд ад-Даула принудил принцессу Джамилу, отвергнувшую предложение стать его женой, переселиться в квартал проституток (дар ал-кихаб), после чего она утопилась в Тигре[2451].

Один из своеобразных обычаев в жизни Лаодикеи состоял в том, что начальник рынка ежедневно публично продавал с аукциона чужестранцам проституток, и в доказательство сделки каждый получал кольцо, называвшееся епископским. Если чужестранца захватывали ночью с женщиной и он не мог предъявить такого кольца, то его наказывали. Правда, надо отметить, что об этом порядке мы имеем сведения из той эпохи, когда город этот вновь стал византийским[2452]. Ал-Мукаддаси, впрочем, видел публичные дома, расположенные в непосредственной близости от мечетей, также и в Сусе — главном городе Хузистана[2453], в то время как Ибн Хаукал сообщает, что в Магрибе нет публичной проституции[2454].

В 323/934 г. ханбалиты — крайнее консервативное крыло в исламе — ежедневно выступали в столице против безнравственности: они вторгались в дома знатных особ, выпускали вино из бочек, избивали певиц, разбивали их музыкальные инструменты и запрещали мужчинам появляться на улице с женщинами или юношами[2455]. «Ибо если это твоя жена,— упрекали одного человека за то, что он разговаривал с женщиной на улице,— то отвратительно говорить с ней на людях, если же это не твоя жена, то это еще более отвратительно»[2456]. Обычаи благочестия: вообще весьма неодобрительно относились к тому, чтобы женщина выходила за пределы дома. Халиф ал-Хаким, намеревавшийся возродить ранний ислам, запретил всем без исключения женщинам выходить из дому, а сапожникам — шить им туфли. Повивальные бабки и женщины, занимающиеся обмыванием покойников, должны были доставать себе письменное разрешение[2457]. Из обычая благочестия это превратилось впоследствии в аристократический обычай также и в Испании, и «через влияние испанцев около середины XVII в. на улицах Италии не было видно женщин»[2458].

«Троекратных побоев заслужил тот, кто, будучи приглашенным в гости, обращается к хозяину с такими словами: „Позови хозяйку, чтобы она села есть вместе с нами!“» — говорилось в IV/X в.[2459] Как и у древних греков, ее место за общим столом занимала гетера, причем не какая-нибудь дилетантка, а получившая в высших сферах блестящую подготовку мастерица светской обходительности, вооруженная всеми средствами красоты, образованности и искусства, а также вполне могущая помериться с мужчинами в крайне вольных разговорах. Создается впечатление, что при этом разделении как дом, так и светские запросы были между собой в ладу. Большинство гетер были рабынями, правда, встречались уже и такие, в большинстве своем, конечно, вольноотпущенные, которые за вознаграждение исполняли свою службу. Одна такая знаменитая гетера, славившаяся своим умением играть на лютне, приходила днем за два динара, а ночью — за один[2460]. Одному глупцу, который докучал такой даме в Багдаде своими любовными письмами, рассказывая в них о том, что из-за нее он не может ни есть, ни пить, ни спать, и умолял явиться ему хотя бы во сне, она велела передать: пусть он пошлет ей два динара, и она сама придет к нему наяву[2461].

Также, впрочем, и в этом случае наряду с каноническим учением продолжали держаться общие для данной страны обычаи. Да и самим арабам бросалось в глаза, какую большую свободу предоставляют копты, своим женщинам. При этом объясняли они себе это следующим образом: после уничтожения знаменитого Фараона в стране остались только женщины и рабы, которые затем вступили в брак. Однако женщины поставили при этом условие, что они и впредь остаются их госпожами[2462]. Кое-что из этого мусульманские женщины Египта сумели сохранить: «Женщина имеет двух мужей»[2463],— констатирует, например, в одном месте ал-Мукаддаси. Женщины Шираза тоже получают у него дурную характеристику[2464], а о женщинах из Герата он говорит, что «в пору цветения гелиотропов они сгорают от страсти, как кошки»[2465].

В то время, т.е. около 300/912 г., должно быть, дали себя знать претензии женщин на более высокие