– И не побоялась ошибиться? Я бы на твоём месте побоялся, – он повернулся ко мне и попросил: – Оля, налей мне вина, пожалуйста! – а затем снова Светлане: – Представить страшно, что бы сделал Цезарь с тем, кто подарил ему ложную надежду.

– Не побоялась, – Светлана усмехнулась. – Даже весело было в какой-то степени вертеть её маленьким сопливым хвостом.

– Маленьким сопливым хвостом? – я замерла с бутылкой в руке. – Маленьким сопливым хвостом?

– Нюней твоей, дура! – нет никого в мире страшнее отвергнутой женщины, никого. – Сначала она на тебя стучала по доброте душевной, а после потому что боялась, что я тебе о её предательстве расскажу.

– Это неправда, – прошептала я, опуская наполненный бокал на тумбочку, а Светлана только рассмеялась.

– Все интереснее и интереснее, – не сводя глаз с Мастера Ти, Арсений подошёл ко мне, нежно провел рукой по щеке и шепнул едва слышно: – Если тебе тяжело всё это слушать, можешь пока…

– Всё в порядке! – поспешила заверить я, хотя всё было совсем-совсем не в порядке. Всё было ужасно.

– Уверена?

Я кивнула и посмотрела на сгорбившуюся у стола девушку. Её руки плетьми висели вдоль тела, а голова была опущена на грудь, словно на тот яростный всплеск, свидетелями которому мы только что стали, несчастная истратила все свои силы.

– Так что ты там говорила насчёт нашей Нюни? – покручивая в пальцах бокал, спросил Арсений и облокотился бедром о край стола.

Мне никогда не нравилось, что Лёшку называют Нюней, недовольно сморщилась я и в этот раз, подавшись вперёд и открыв рот для протеста, но Северов остановил меня коротким кивком и взглядом указал на диван.

– Света?

Я присела и с недоумением стала наблюдать за Мастером Ти. Что-то было странное в том, как она поднесла руки к своему лицу, внимательно всматриваясь в ладони, как медленно моргнула и огляделась по сторонам, будто не понимала, где она и как здесь очутилась.

– Мне жаль, – произнесла она внезапно осипшим голосом. – Правда, жаль.

– А вот это вряд ли, – ухмыльнулся Арсений. – Сомневаюсь, что ты вообще способна на жалость, помнится, Берёза меня уверяла, что у тебя отсутствует орган, который её вырабатывает.

– Берёза? – с лица Мастера схлынули все краски. – О, нет.

Я переводила недоумённый взгляд со Светланы на Арсения и обратно. Что здесь происходит? При чем здесь Берёза? И почему упоминание о ней едва не довело нашу ночную гостью до инфаркта?

Или это не из-за этого Светлана испуганно прижала пальцы ко рту? Не поэтому из уголка её глаза выкатилась одинокая слеза.

– Так ты объяснишь нам, что сделала с Лёшкой? – не стал затягивать паузу Северов. – Или предпочитаешь унести эту тайну с собой в могилу?

– Арсений…

– Я всё равно узнаю, – холодно перебил он. – В этом-то ты, надеюсь, не сомневаешься?

Она закрыла лицо руками и потрясла головой.

А я не узнавала Северова. Я таким его ни разу не видела. Куда исчез терпеливый любовник? Где спрятался заботливый парень? Передо мной в обманчиво-расслабленной позе стоял жесткий и холодный мужчина. Он терпеливо ждал. Словно хищник, загнавший жертву в тупик, прекрасно понимая, что ей никуда не деться, один рывок – и мощные когти разорвут тонкое горло, выпуская кровь из вен. В его глазах не было сочувствия или сомнения. Решение уже принято, приговор обжалованию не подлежит.

Я передёрнула плечами, вдруг осознав, что в комнате стало очень холодно, поднялась, чтобы закрыть распахнутые двери и пробормотала, стараясь не смотреть в сторону этого нового, совершенно не знакомого мне Арсения:

– Я думала, что это Котик рассказал обо мне Цезарю. Я видела его в больнице. И потом тоже, на острове… А оказалось…

– Даньку не трожь! – тут же взвилась Светлана. – Данька ничего не знал, это я, я всё… Он только в самом начале Нюню обработал немного… Она же влюблена в него была, как идиотка.

И снова на красивом лице ни капли страха, никакого раскаяния, одна бесконечная ярость и злость. И злые слова, щедро сдобренные ругательствами, сыплются на меня, словно просо из прохудившегося мешка: о том, как Котик выспрашивал у Лёшки всякие мелочи обо мне, как узнал, что мы не настоящие сёстры. О том, как заставляла девчонку доносить о каждом шаге: где мы были, что делали, с кем… Зачем? Я искренне не понимала, зачем ей это было нужно. И главное, за что она меня так ненавидит. Разве виновата я в том, что Северов её бросил? Неужели виновата?

Я виновата совсем в другом: в том, что не заметила, когда влюбленная стеснительность превратилась в жгучий стыд.

– Маленькая засранка хотела мне всё испортить. Разве могла я ей это позволить? Нет…

Меня зашатало. От голода – ведь мне так и не удалось поесть – от усталости, от отвращения. От внезапного осознания: Лёшка не сама залезла в петлю.

– Ты? – я не могла поверить, что кто-то способен на такую подлость. – Ты убила её?

Светлана небрежно дёрнула плечом и замолчала, а я растерянно посмотрела на Арсения.

– Сеня, что же это? – слёзы нестерпимо жгли глаза.

Мой вопрос был риторическим и касался исключительно той волны растерянного негодования и боли, что рвалась из сердца наружу, грозя утопить меня в жестокой истерике, однако Северов, видимо, решил, что я спрашиваю о странном, ничем не объяснимом поведении Светланы. (Я действительно не могла понять, для чего она вылила на нас всю эту грязную правду, разрушающую, в первую очередь, её саму).

– Это очень неприятная, но очень полезная штука, птичка моя, – задумчиво глядя на опущенную голову Мастера Ти, пробормотал Арсений. – Тебе не понравится.

– Что мне не понравится?

– Секунду, – перегнувшись через стол, Арсений достал из ящика свой наладонник, провёл по нему несколько раз указательным пальцем, а затем, выругавшись, буркнул: – Забыл про вышки… – из того же ящика достал переговорник и произнёс в шипящий эфир: – Приём! Есть кто живой?

Сквозь вой ветра и скрежет несмазанных петель до меня долетели отголоски чьего-то бормотания, отдаленно напоминавшего ворчание старого пса.

– Меня слышно вообще?

– Хрр… ка… уф.

– Хрень какая-то, рацию ненавижу. Пришлите кого-то ко мне, у нас тут срыв, – зашвырнул переговорник назад в стол и повернулся ко мне.

– Выглядишь дико сексуально, – интимным шёпотом сообщил он, казалось бы, полностью забыв о том, что мы в комнате не одни. Я смутилась и покрепче затянула узел на груди. – Мне очень нравится.

Он решительно шагнул к большому платяному шкафу и, распахнув дверцы, пробормотал:

– И делиться этим зрелищем с кем-то ещё я совершенно точно не намерен. Держи, – он вручил мне свою майку и длинные спортивные шорты. – За Светкой сейчас придут. Не хочу, чтобы тебя кто-то видел такой.