сражений на Кавказском фронте. Гнчак сформировал добровольческую дружину, в которую записывались армяне из России, Болгарии, США. Министерство внутренних дел докладывало царю: «Замечается национальный подъем армян, вызываемый уверенностью в создании автономного армянского государства в пределах нынешних вилайетов Турецкой Армении»[1019]. Этот подъем национальных чувств, заставлявших императора делать основную ставку в закавказских раскладах именно на армян, не прошел незамеченным и в Стамбуле. Именно этим объясняется чудовищная резня, устроенная армянам на турецкой территории в 1915 году. Недовольство тем вниманием, которое петербургское правительство уделяло армянам, стало одной из причин роста антиармянских настроений в грузинских и азербайджанских регионах, следствием чего стали неоднократные факты межнациональных столкновений.

Великий князь Николай Николаевич, приняв от Воронцова-Дашкова посты наместника и главнокомандующего, уделил большое внимание этой проблеме. В своей развернутой записке императору он сообщал: «Разноплеменность населения Кавказа, крепко хранящего воспоминания о своем историческом прошлом и о связанных с ним чаяниях, составляет особенность кавказской жизни, весьма затрудняющую управление этим краем. Вашему Императорскому Величеству известно, что отношения трех… групп населения между собою (за исключением грузино-мусульманских) глубоко враждебны… В особенности глубока вражда между армянами и мусульманами, принявшая расовый характер… Я, по приезде в Тифлис, не замедлил преподать соответствующие указания моим ближайшим сотрудникам и объявил о моем решении одинаково относиться ко всем народностям края…

Грузины в общем мало деятельны и постепенно утрачивают свое былое значение в крае, не выдерживая экономической борьбы с более сильной народностью — армянами. Грузинское крестьянство, обладая плодородной землей, живет довольно зажиточно, но высшее сословие — дворянство — быстро беднеет, теряет свою земельную собственность, обремененную долгами… Указания на историческую несправедливость, якобы совершенную русским государством над грузинским народом, прикрывают в действительности осознание своей беспомощности в жизненной борьбе и в сохранении памятников старины, разрушаемых в силу инертности грузин и их обеднения…

В большинстве своем местные мусульмане представляют среду, крепко хранящую предания старины и заветы религии и не тронутую новейшими прогрессивными веяниями. В прочной связи мусульман Кавказа с Россией нельзя сомневаться. Вполне лояльное отношение их к событиям текущей войны служит убедительным тому доказательством…

Армяне являются в среде других племен Кавказа наиболее деятельным и способным к жизненной борьбе. Прирожденная склонность к занятиям торговлей, бережливость и настойчивость в достижении поставленной цели — обеспечивают им господствующее положение в местной жизни… В некоторых местностях края они взяли в свои руки руководство почти всеми сторонами общественной и экономической жизни, чем вызываются жалобы на так называемое армянское засилье… Сплоченные национально, они в лице своей многочисленной интеллигенции никогда не оставляют политической мечты об автономии Армении»[1020].

Таким образом, какие-то намеки на автономизм отмечались только в среде армянской интеллигенции, которая, в то же время, проявляла наибольшую лояльность к России и боевой дух. В Закавказье накануне революции не было национально-освободительного движения.

И существовала всеобщая уверенность, что победа над Турцией — вопрос месяцев. Как это всегда бывало раньше.

В Средней Азии начало войны не вызвало серьезных перемен. Опасения, что там станут распространяться идеи панисламистской солидарности с Оттоманской империей, себя не оправдали. Мусульмане проявляли лояльность. Туркмены-джигиты пополняли ряды Текинского полка, следуя призывам своих вождей поддержать государство-патрон. Неприятности возникли на местной почве.

Летом 1915 года войско хивинского хана по собственной инициативе атаковало туркмен и добилось признания их подданными Хивы. Однако в начале следующего года уже туркмены под руководством Джунаид-хана захватили Хиву, что потребовало введения в ханство казачьего полка с конной батареей и объявления военного положения на левобережье Амударьи. Фактическим правителем ханства стал русский военный комиссар.

Но настоящей бедой обернулось обнародование 25 июня 1916 года высочайшего повеления о наборе в принудительном порядке рабочих «из числа инородцев» в возрасте от 18 до 43 лет для нужд действующей армии. Протест был повсеместным и массовым, хотя логика его в разных частях страны не была одинаковой. Гордые горцы восприняли указ как прямое оскорбление. Великий князь Николай Николаевич сообщал своему венценосному племяннику: «Мусульмане считают себя оскорбленными призывом на работы, что они считают для себя зазорным вообще и особенно для тех, кто сознают себя способными нести военную службу… В данном мероприятии часть мусульман, годных и желающих нести службу в войсках, следовало бы допустить, сформировав из них отдельные части, которые могут быть использованы исключительно против германцев и австрийцев на Западном фронте; другая часть могла бы быть использована как рабочая сила, но только в форме как бы добровольного обращения к ним с призывом на работы на помощь армии»[1021]. Николай II, напуганный перспективой бунта, срочно отменил указ, чем сразу же сбил протестную волну.

А вот в Средней Азии началось вооруженное восстание. Мало того, что указ прозвучал в разгар полевых работ, его восприняли как скрытый набор в армию, тогда как коренное население Туркестанского края было освобождено от несения воинской повинности. В крае никогда не проводился учет населения, а потому призыв мужчин определенного возраста было просто невозможно осуществить без предварительной переписи. Составление списков подлежащих трудовому призыву лиц было поручено кадиям и биям, которые весьма произвольно, в том числе и за деньги, трактовали императорский указ. «В итоге стали распространяться сведения о том, что это не набор на тыловые работы, а скрытый призыв на фронт, необходимый для того, чтобы истребить население Туркестана, а на эти земли переселить русских»[1022]. 4 июля в Ходженте прошла многочисленная демонстрация протеста, при разгоне которой были убитые. После этого вслед за Ходжентом восстали Ташкент, Самарканд, Джизак. Громили местные администрации, под горячую руку попадало и всем русским.

18 июля Туркестанский край был объявлен на военном положении. Царь вернул с фронта к исполнению обязанностей туркестанского генерал-губернатора Алексея Куропаткина, который застал в местной администрации удручающую картину: «Мартсон, и.о. генерал-губернатора, — развалился. Сыр-Дарьинский военный губернатор Галкин каждый день пьян. Самаркандский Лыкотин — слепой… Правитель канцелярии Ефремов, который вертит все дела, очень подозрителен и, кажется, нечисто ведет дела»[1023]. Ему пришлось сильно сократить список лиц, мобилизуемых на трудовой фронт, но протестное движение на спад не шло. Более того, в ряде уездов Узбекистана и Северной Киргизии восстание приняло форму джихада. К октябрю 1916 года сопротивление было подавлено во всех центральноазиатских областях за исключением Тургайской, где действовал 15-тысячный отряд Амангельды Иманова. Против него был брошен предназначенный для фронта корпус генерала Лаврентьева в составе 17 рот, 18 сотен и 4 специальных эскадронов[1024]. К концу года затих и Тургай.

Зато возмущенно бурлила столица. Источником прямой информации с места событий выступал Керенский, на две недели заехавший в Ташкент, Бухару, Самарканд