- Карина везла в Москву новую южную, чтобы представить Совету, и… - Доронин разводит руками, - не довезла. Мы нашли тело на северной окраине. Он забрал у девчонки глаза.

- Почему Питерскую южную везли в Москву?

- Чтобы определить наставника, - смотритель делает глоток кофе, морщится, но почти сразу же делает следующий. – В Питере неспокойно, южный ковен отказался принимать девчонку. А она сильная… была…

- Так почему Карина – сопутствующая? – хмурюсь я.

- Потому что он у всех что-то забирает, Зарецкий: у девчонки – глаза, у нашей северной вытащил печень, у Лесовой забрал сердце. А у Карины ничего не тронул, просто убил, явно покопался в ее тачке.

- Гурман, сука… - скалюсь я.

- Полагаешь, он их жрет?

- Я пока ничего не полагаю, - тру переносицу. – Было что-то еще?

- Нет, он просто их выпотрошил, все были живы, пока он убивал, - цедит Доронин. – Зачем ты в это лезешь, Аарон?

- Потому что это, - кривлюсь, поднимаясь на ноги, - касается Элисте. – А вот почему ты не хочешь подключить Контроль, Глеб? У тебя пять трупов на руках, среди них мертвый собиратель и мертвый бывший смотритель. Скоро наверняка появится еще кто-то… а ты страдаешь херней и пытаешься все тащить сам, зачем?

- Затем, что я знаю, как работает контроль, Аарон, и ты тоже знаешь. Знаешь Волкова и его методы. Я не хочу, чтобы Гад трогал моих собирателей, не хочу, чтобы лез в том числе к Громовой. Они сорвутся, Элисте в первую очередь.

- Допустим, - я киваю, но не особенно верю в эту пламенную тираду. Скорее всего, Глеб метит на повышение, скорее всего, хочет свалить, а громкое дело – прекрасный шанс. - Я сниму копии с отчетов и наведаюсь в морг. А ты держи Ковалевского на привязи.

- На привязи – значит не подпускать к Громовой? - улыбается смотритель.

- Именно, - киваю, не собираясь больше задерживаться в кабинете Доронина.

- По поводу копий, Аарон, - останавливает меня в дверях Глеб, - Ковалевский сейчас возится с твоим подкидышем. Они должны быть на Смоленке. Сам понимаешь, электронную версию я тебе выслать не могу.

Я только раздраженно киваю и закрываю за собой дверь. С Куклой снова пересекаться нет совершенно никакого желания, но, видимо, придется.

В морге я провожу не больше часа, осматриваю тела ведьм и мертвой собирательницы. Итак, он убил двоих, ладно, двоих с половиной ведьм и одного собирателя, Игорь был уверен, что следующим тоже будет собиратель, говорил, что все началось и связано с Ховринкой, пытался вытащить у Элисте ее список, хотел ей что-то рассказать и показать в Амбреле, но не успел…

Я стою над телом маленькой ведьмы, ничего не чувствую, кроме вязкой дряни внутри нее вместо души. Дрянь незнакомая - это не ад и не демон, никто и ничто из того, что мне встречалось, что я видел раньше. Ни одна адская тварь не оставляет таких следов после себя.

Я застегиваю пакет на девчонке, пряча под синим пластиком темно-русые волосы, разрезанную грудную клетку и пустые глазницы, и иду к последнему трупу, к останкам бывшего смотрителя.

Он будто разорван пополам: ошметки кожи, мышц, вен, осколки костей, от лица ничего почти не осталось, черты неузнаваемы, искажены. Органы действительно изъедены, испорчены: прогнившие, скукоженные, черные, будто вымазаны смолой. И кроме этого ничего. Мой ад молчит, не реагирует, не резонирует, не узнает.

Что ты знал, Игорь? О чем не успел рассказать?

Само собой, бывший смотритель уже ничего никому не скажет.

Я выхожу из морга, потом из здания, замираю возле крыльца. Куда сначала: к Ковалевскому, в квартиру Игоря или в Ховринку?

Ладно, Ковалевский не убежит. А Ховринка… в Ховринке все равно уже испорчено все что можно и нельзя, большая часть Контроля не особенно аккуратна, скорее всего, придурки уже затоптали и замазали даже те крохи, что могли там остаться.

Я достаю мобильник и нахожу сообщение от Саныча с адресом бывшего смотрителя из его личного дела. Глава совета уверял утром, что в квартире Игоря никого еще не было и в ближайшее время не предвидится. Я мерцаю на Фрунзенскую, надеясь, что за те два часа, что я потратил на Доронина и трупы, ничего не изменилось.

Квартира встречает меня странной темнотой и тишиной. Обычная двушка, в обычной старой панельке, шестой этаж, железная дверь.

Вот только темно, как в подземелье Горного короля. Пахнет пылью и затхлостью, такое ощущение, что Игоря здесь не было несколько недель, если не месяцев. Не удивительно, на самом деле, Элисте считает, что он от кого-то прятался.

Я щелкаю выключателем в коридоре, толкаю первую попавшуюся дверь и застываю на пороге. Матерюсь. Громко и от души.

Во что ты влез перед смертью, придурка кусок?

В комнате пусто, только стол у заклеенного газетами окна, и везде: на деревянных истертых досках пола, на обшарпанных светлых обоях, на замызганных газетах - символы и знаки. Не клинопись, не руны, не иероглифы, что-то другое. Снова зудит на подкорке, пока я рассматриваю испещренные багряными знаками стены: от пола до потолка, на самом потолке тоже. Мелкие значки, прижатые друг к другу так тесно, что черточки и палочки почти сливаются, рискуя превратиться в бессвязную кашу, рябят азбукой Морзе перед глазами, шрифтом Брайля. Неаккуратно, как будто Игорь слишком торопился. Кое-где подтеки и пятна, смазанные линии, кое-где символы обведены несколько раз, кое-где перерисованы. Не сомневаюсь, что сделаны они не краской, полагаю, что это кровь. Возможно, самого смотрителя, возможно, животного, а может и человеческая. Сделаны достаточно давно, чтобы я мог понять, что же все-таки послужило чернилами.

Я достаю мобильник, делаю фотографии, стараясь ничего не упустить, по ногам тянет сквозняком, сверху доносятся шаги соседей, гудит стояк, запах плесени тут сильнее, чем в коридоре.

На столе ворох каких-то бумаг, потрепанные книги, фотографии и карты. У Озерова убористый, мелкий почерк. Буквы, как и символы на стенах, трусливо жмутся друг к другу, как будто боятся чужих взглядов.

Я просматриваю несколько верхних листков, мало что понимаю: бессвязные обрывки фраз, смесь из символов защиты, похожих на заклинания Мизуки, каких-то цифр. На картах и фотографиях –   Ховринка. Летом, зимой, осенью, весной. Внутри и снаружи. Чаще все-таки внутри – подвальные помещения и крыша, кажется, западного крыла, но уверенности нет.

Книги – несколько Библий, Коран, Тора, ничего такого, что было бы сложно достать, издания хоть и не новые, к реликвиям не имеют никакого отношения.

Я пролистываю Библию и Тору, замечаю пометки на страницах все теми же мелкими буквами, но тщательно не присматриваюсь, еще будет время. Под книгами и картами какие-то листовки и вырезки, распечатки, несколько вудуистских брошюр, что-то из этого исписано, что-то нет, что-то измазано в крови, на чем-то жирные пятна. Полная каша, действительно похожая на бред.