держа по тарелке в каждой руке.

— Я не против…

— И твое лицо. Он покачал головой. — И твоя мама. Боже, у тебя день рождения…

— Ты говорил, что мы можем забыть об этом, — задохнулась я, чувствуя, как мой голос дрожит, когда началась паника.

Я не хотела об этом думать.

Я знала, что произойдет, когда покинул этот дом.

И мне хотелось забыть.

Еще пару часов мне хотелось притвориться, что ад не ждет меня по ту сторону его входной двери.

Джонни выглядел так, словно хотел поспорить со мной, но покачал головой и тихо зарычал. — Ты права. Мне очень жаль, — сказал он наконец. — Брось миски в раковину и пойдём со мной. Я разберусь с этим позже.

Оставлять после себя беспорядок было против моей натуры, но я подчинилась инструкциям Джонни и последовал за ним обратно по коридору в большую гостиную с ревущим огнем, уже горящим в камине.

Не думая об этом, я двинулась прямо к нему, застонав от облегчения, когда жар пронзил мои голые ноги и руки.

Джонни поставил тарелки на стеклянный стол перед камином, а затем оттащил диван от стены и поставил его прямо перед камином.

— Тебе не обязательно делать это ради меня, — поспешила сказать я.

— Замерзает, — объяснил он. — А этот дом такой большой, что его отапливать придется целую вечность. Помахав рукой перед диваном, он сказал: —Будь как дома. Я вернусь через секунду.

Не говоря больше ни слова, Джонни вышел, оставив меня одну в своей огромной гостиной.

Слишком ошеломленная, чтобы делать что-либо, кроме как смотреть, я осталась у огня, согревая спину и пытаясь совладать со своими эмоциями.

Когда Джонни вернулся через несколько минут, он нес две кружки чая.

— Два сахара и маленькая капля молока, — объявил он, подмигнув, ставя кружки рядом с нашими тарелками.

— Спасибо, — прошептала я, ошеломленная его добротой.

Джонни сел на край дивана и выгнул бровь, глядя на меня.

После пары минут внутренних споров я осторожно последовала за ним, заняв другой конец дивана, оставив между нами пространство.

Схватив пульт, Джонни включил телевизор, висевший на стене над камином.

Он был огромный.

Минимум 80 дюймов.

— Есть предпочтения? — спросил он меня, просматривая список каналов на экране.

Я покачала головой. — Что ты хочешь.

— Выбор именинницы.

Я покраснела. — Удиви меня.

Джонни взглянул на телевизор, а затем застенчиво ухмыльнулся. — Через некоторое время Ирландия примет участие в чемпионате шести наций. Пожав плечами, он добавил: —Я планировал посмотреть это.

— Тогда давай, — подбадривала я.

Его брови взлетели вверх. — Ты не против?

— Это твой телевизор, — ответила я. — Почему я должна возражать?–

— Если тебе станет скучно, просто скажи мне, — пробормотал он, щелкая пультом, сразу же приковывая внимание к экрану, — и мы можем посмотреть что-нибудь еще.

Когда взрослая сборная Ирландии вышла на поле под исполнение государственного гимна, все лицо Джонни засияло.

В его глазах заплясало возбуждение, когда он постучал рукой по дивану.

Он выглядел очень маленьким.

И очаровательным.

Я подождала, пока Джонни возьмет свой сэндвич, прежде чем потянуться за своим и откусить небольшой кусочек.

Вкус ветчины и плавленого сыра капал на мой язык, и я застонала, прежде чем поспешить его проглотить.

— Однажды я буду там, — заявил Джонни, наклонив голову в сторону телевизора. — Однажды это буду я, Шэннон.

— Я знаю, — ответил я, веря каждому слову. Закусив губу, я повернулась к нему лицом и сказала: —Не забывай обо мне, когда станешь богатым и знаменитым игроком в регби.

— Никогда, — сказал он с ухмылкой. — Я мог бы взять тебя с собой, чтобы ты поддержала меня на трибунах.

Пожалуйста, сделай.

Пожалуйста, забери меня с собой.

— Ты очень уверен в себе, — сказала я вместо этого.

— Ты можешь носить мой номер и кричать — Джонни, Джонни— с трибун, — усмехнулся он, прежде чем снова устроиться, чтобы посмотреть игру.

Не искушай меня…

Сидя на диване в гостиной его родителей под потрескивающим огнем и дождем, льющимся за огромным эркером, я чувствовала, как мое тело медленно расслабляется, пытаясь следить за матчем.

Я не заставляла разговор нарушать неловкое молчание, потому что его не было.

В этот момент быть здесь с ним было так же легко, как дышать.

Это была странная реакция на пребывание в такой непосредственной близости от Джонни, но это было так.

Мне было приятно быть с ним.

Он не заставлял меня говорить, и мне это нравилось.

Он просто сидел рядом со мной, с огромной подушкой между нами и Сьюки у наших ног, и кричал на телевизор.

Когда Джонни вытянул ноги на кофейном столике, я подождала добрых десять минут, прежде чем попытаться сделать то же самое, но потерпела эпическую неудачу, когда пальцы моих ног едва коснулись угла и с грохотом упали на пол.

Тихо посмеиваясь, Джонни потянулся вперед и придвинул стол ближе к дивану.

Смущенная, я твердо стояла на земле.

Меньше чем через минуту Джонни протянул руку, поднял мои ноги и положил их на стол.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него, но его внимание снова было приковано к экрану.

Время от времени Джонни приостанавливал игру, чтобы подбросить в огонь немного угля или блоков, прежде чем снова устроиться на диване.

После того, как он сделал это в третий раз, я отдернула подушку с его пути, когда он снова сел, и прижал ее к своей груди.

К концу матча наши плечи соприкоснулись.

Я не отодвинулась.

Он был большим, крепким и теплым, и мне нравилось чувствовать его рядом со мной.

Немного позже, когда мои глаза начали опускаться, он поднял руку, и я даже не вздрогнула, когда она опустилась мне на плечо.

Вместо этого я прижалась щекой к его боку и закрыла глаза, позволяя себе погрузиться в сон без малейшего страха в сердце, потому что он не мог существовать внутри меня, не тогда, когда этот парень обнимал меня.

Глава 38.Это был её день рождения

Джонни

Сегодня был шестнадцатый день рождения Шэннон.

И она проводила его со мной.

Я был рад.

Насколько это было безумием?

Эта девушка, которая до Рождества была совершенно незнакомой, а после Рождества я не мог себе представить, чтобы прожить день, не думая о нем.

Я не хотел ее возвращать.

Что-то внутри меня подсказывало мне, что если я это сделаю, она вернется с новым синяком.

По крайней мере, если бы я оставил ее при себе, она была бы в безопасности.

В ее жизни было что-то очень хреновое.

Что-то, что заставило меня захотеть похитить