видя их, твердила, что именно так ощущается робкая симпатия и первые, невинные проявления любви, когда лишь от одного взгляда трепещет сердце в груди.

Интересно, в нынешних храмах солнцеликого также внимательно относятся к подобным вещам?

Неловко шаркнув ногой по песку, я помотала головой и пробежала к краю моря, где меня уже ждала Ифе, с отсутствующим видом она не отрывала глаз от беспокойной кромки. Кажется, это предчувствие бури ее утомляло, отнимало всё внимание, не давая эмоциям выйти наружу и занимая все свободные мысли. За недолгое время обучения мы обе успели загореть и теперь смотрелись рядом совсем как родственницы или очень близкие подруги, делящие между собой наряды и любимые жесты.

— Пойдем разгуляемся?

— А силенок-то хватит призвать?

— Хватит, вместе всё хватит. Соглашайся.

Поймав ее ладошку цвета кофе, я сплела наши пальцы, встав плечом к плечу с Ифе. Слегка смутившись абсолютно удивительно для меня, подруга впервые не торопилась прыгать в омут с головой, а лишь послушно подчинилась моей воле, будто впервые увидев, как много теперь скрывается за моей спиной.

— Ну что?

— Я готова, Иранон.

Голос прозвучал тихо, вкрадчиво, предназначаясь в первую очередь морскому ветру и соленым брызгам, долетающим до нас. Ифе словно предупреждала, не меня, конечно, а весь мир вокруг. Вот она, первая из людей, готовая перевернуть всё вверх дном, и ради чего? Чтобы крупные и моросящие капли мелкими шажочками пробежали по серым волнам наперегонки друг с другом и ка-ак захватили город, жадно-жадно накрыв его влажной пеленой, притоптавшей пыль дорог, жар улиц и напитав каждый кустик, каждую травинку в этом диковинном раю.

Набрав воздуха в грудь, я ощутила, будто сама становлюсь легкой, воздушной, невесомой, и оттого пение моё слетело с губ неясным, но шелковым, шелестящим заклинанием на родном, самом первом, вновь узнанном языке:

— Wodr, wodr, wodr!

Не в силах повторить слов, Ифе сделала то, что умела лучше всего, для ее магии не требовалось много знаний — все чувства, вся энергия лилась из души с помощью знакомого языка тела, когда всего одно плавное, текучее движение примиряло человека со стихией лучше, чем тысяча выученных букв.

— Wódr̥, wédn̥s, wédōr!

Море, словно близкий друг и главный союзник, зашептало миллионами песчинок по берегу и, подобравшись к нам поближе, окружило, облизывая загорелые ступни, обещая скорую бурю и, словно на бескрайней спине своей, потянув грозовые тучи в сторону Бахарны. Свинцовая тяжесть небес угрюмо двигалась к нам, хмурилась и уже начала отчетливо ворчать, но за ней я отчетливо ощущала водоносные облака, готовые вот-вот раздать плоды своих трудов и захватить блаженной непогодой всю округу.

Перед глазами ярко вспыхнула молния, косой разрез по небу пробежал один раз и тут же второй. Смазанная неведомым художником туча неожиданно потянулась к земле, и тут же на нас обрушились первые капли, восторженной дрожью отдаваясь в самом сердце.

Прохладный дождь в жарких краях всегда был проявлением истинной милости богов, но я, словно шкодливая послушница, позволила себе обойтись без их внимания.

***

Наверное, ни одна влюбленность, ни одна встреча и ни один подарок судьбы не сравниться в моей жизни с тем моментом, когда я вдруг обнаружила себя в своем теле. Вот же как бывает — живешь годами во вроде бы знакомой плоти, проводишь день за днем в хлопотах, в ритуалах, в задачках, и кажется собственный разум чистым и понятным, но всего одна случайность, одна маленькая деталь дает понять о себе так много, что голова идет кругом и дух захватывает от эмоций.

В краткий миг мне открылись пройденные пути стольких Иранон до меня, что не хватило бы ни сил, ни времени пересчитать. И все они, как части единого целого, подсказывали мне правильные решения.

— Иранон, еще раз раскатай тесто.

— Одно мгновение! Ох, как руки с непривычки болят.

— Ничего-ничего, ты всё обучение увиливала от готовки, теперь учись руками работать, а не только языком.

— Я всё равно ничего не успею выучить за день и не буду заморачиваться со слоеным тестом для себя, глупость какая.

— Ну так в этом и смысл, оборотню своему похвастаешься.

Поставив глиняную миску на кухонный стол, Ифе запустила пальцы в податливую мясную начинку и игриво подмигнула, заставив мои щеки вспыхнуть. За несколько месяцев жизни с ней я уже достаточно привыкла к такому фамильярному отношению и открытости подруги, но она постоянно искала новые способы смутить меня, и, к сожалению, тут не спасал ни опыт прошлого, ни постоянство темы. Только вообразив Вилла с собой, я неловко терялась, представляя его спокойный взгляд, теплые руки или ласковый голос. Он казался мне таким честным, таким настоящим, без тени притворства или лукавства, и подспудно хотелось довериться, отдать в чуть грубоватые ладони оборотня свою жизнь, будучи уверенной в завтрашнем дне.

— Иранон, такими темпами пирог не будет готов не то, что к воцарению, но и к прибытию корабля.

— А? Да, сейчас.

Развернувшись к кухонному шкафу, я подхватила накрытое полотенцем блюдо и, перешагнув глиняного помощника, семенящего по полу, вернулась к столу, встав напротив Ифе. Красноватый человечек, едва доходящий мне до середины икры, суетливо прибился к ноге, встревоженно оглядываясь по сторонам. Видимо, где-то рядом бродил Деми — с появления первого голема в доме демон нашел особое развлечение в том, чтобы охотиться на этих бедных созданий.

Просыпав тесто на специальную доску, я аккуратно выложила тесто, примериваясь скалкой.

— У нас всё равно есть запас времени до праздника.

— Ты собираешься всю ночь возиться?

— Нет, но что-то можно утром доделать или докупить.

— Никто не собирается завтра открывать лавки, людям и сегодня было не до этого.

Голос Ифе прозвучал неожиданно глухо и даже напряженно. Подняв голову, я проследила за тем, как она одну за другой добавляет яркие пахучие приправы в мясо и с чрезмерной силой перемешивает фарш. Это никак не вязалось с идиллической картиной вечера, где всё было на своих местах, а уют в доме вторил мыслям, занимал руки и успокаивал сердце.

— Ифе…

Подруга недовольно поджала губы, явно не