Сегодня у снов был запах сладкой выпечки, ванильного крема и шоколадной глазури.

— Как зовут твоего отца?

— Отта, а меня Оклар.

Мальчишка, оставив туман грёз в покое, послушно пробежал ко мне и сел на иллюзорный пол, едва заметные круги потянулись от него к бескрайнему мареву снов, но внимание Оклара тут же захватил мой внешний вид и множество колокольчиков на золотой цепи, обвязанной между рогов. Качнув головой вбок, я позволила украшением тонко зазвенеть, переливаясь хаотичной, но чарующей мелодией, тихим эхом отражающейся от воды и облаков. В живом взгляде Оклара показалось искреннее восхищение и изумление:

— Как красиво…

— Ты не против, если я сделаю небольшую площадку? Или, может быть, задний двор дома?

Я хотела добавить что-то еще, но от последнего предложения мальчишку заметно передернуло.

— Лучше сад у озера Ят, я любил туда сбегать с друзьями.

— Далековато от Бахарны.

— За нами не слишком строго присматривали.

На языке вертелся резонный вопрос, не оттого ли Оклар погиб? Утонул в озере или где-то еще убился, как когда-то давно один из моих непутевых сыновей?

Не вздумай спрашивать его об этом, тебе эта информация ни к чему.

Голос Мундуса показался довольно холодным и даже пугающим. Его работой было выстраивать из сна конкретные места и людей, вытянутые из памяти гостей.

Неужели он уже в курсе смерти мальчишки?

Тебе это не понравится.

Неловко замявшись, я вдохнула еще немного дыма. Где-то на грани слышимости до меня доносились далекие, невнятные разговоры Ифе и второго гостя. Магия Спящего ощущалась как легкое покалывание на коже.

— Что ж, кажется, всё готово, Отта тебя ждет.

Встрепенувшись от моих слов, Оклар вскочил на ноги и двинулся было в сторону большой каменной арки из порфира, обозначающей вход в облагороженный сад, но вдруг замер, как вкопанный, огладив ладошками ткань своего одеяния.

— А он… он точно не разозлится? Что я пришел?

Точно, впервые он будет хорошим отцом.

— Отта будет рад тебя увидеть, честно-честно.

— Ладно, тогда пожелайте мне удачи…

Нервно одернув накидку и поджав пальцы в сандалиях, Оклар как можно смелее, но всё равно скованной, совершенно деревянной походкой двинулся к началу сна, быстро скрывшись в слепящем, солнечном дне, возле сверкающей глади озера, окруженного горами. Где-то там, в глубине цветущих глициний, его встретил высокий мужчина — внешне полная копия отца, но я точно знала, от него там лишь обертка. Взяв в руки мяч, весело приветствовал Оклара не кто иной, как сам Мундус.

Церемонии

Когда дрема, сморившая меня, наконец-то рассеялась, я с удивлением обнаружила, что осталась совсем одна в темной, мутной дымке гостиной, наполненной запахом свежей выпечки, печеного мяса и сладкого чуть дрожащего аромата апельсина. Новый день давно вступил в свои права, сейчас, судя по свету луны в окне, было уже давно за полночь, и главные церемонии цариц подходили к завершению. В воздухе чудилось едва заметное напряжение, словно весь Ориаб застыл в ожидании, в окнах соседей горел свет.

— Я забыла спросить оплату…

— Она рядом, на тумбочке, мертвецы платят только одной монетой.

Голос Ифе был настолько неожиданным, что я едва не подпрыгнула. Замотав головой, я запоздало увидела ее силуэт на лестнице. Ясно было, что подруга, как и большая часть Бахарны, так и не смогла уснуть, переживая за Ма или прощаясь с Кибелой.

— Может быть, чаю?

— Налей себе, если хочешь, меня тошнит.

— Тебе нездоровится?

— Я нервничаю и… вспоминаю старшего брата.

— Ты не говорила о нем.

— Ты видела его призрак, об этом нечего говорить. Мы прожили вместе совсем недолго.

Я открыла было рот, но Ифе отвернулась, собираясь снова вернуться в комнату, ее тон был необычно грустным и даже холодным, как море близ владений Ломара. Я не стала ей больше досаждать и предпочла тоже отдохнуть, рука потянулась к тумбочке со свечей, пальцы нащупали большой неровный кругляш, словно из дерева. Желая рассмотреть его получше, я зажгла свет — на ладони, вместо привычной золотой нумы, красовалась пористая бежевая «монета». Осознание заставило меня вздрогнуть, как удара молнии, и выронить находку на ковер, я едва не вскрикнула, но горло перехватило от ужаса.

— Не разбрасывайся деньгами, Иранон, эта вещь крайне ценная!

— Это же кость!

— Почти у каждого мертвеца после смерти есть небольшой капитал, с коим он уходит некрополь, не золотом же им расплачиваться, в конце концов.

— Но… но…

— Получить такую монету не мертвецу крайне сложно, зато ей можно выкупить целую жизнь, свою или чужую, где бы ты ни была. Береги ее.

Повернувшись к Ифе, я увидела ее серьезное лицо и поняла, что подруга не шутит, даже с каким-то сожалением смотря на кругляш.

— Даже у работорговцев?

— Особенно у них.

— Но как же… так дорого…

— Век мертвецов долог, намного дольше нашего, и чтобы хоть как-то разделить его, есть «ос».

— Ос?

— Монета величиной в жизнь.

— Но чем она ценна для не мертвецов? Какое нам дело до чьего-то посмертия?

От Ифе послышался настолько тяжелый вздох, что я почувствовала себя самой последней бестолочью, не понимающей элементарных вещей. Пальцы слепо нашарили костяной кругляш, невольно огладив его жутковатый срез.

— Тебе, ветвь первого древа, самого бесполезного божества-прародителя, конечно, никакой ценности не представляет подобная вещь, но для нас это, во-первых, знак жизни, возложенной на алтарь «иных», а во-вторых, это жертва плоти, такая же, как например, кровь в храмах Сомны, часть тела в ритуалах ведьм или драгоценности в храмах Солара. На тебя обратят внимание если не сами боги, то их последователи, способные помочь.

Я ощутила злость и негодование Мундуса, хотя ответить ему было вообщем-то нечего. Из его последователей во «внешней» части мира была только я одна и, может быть, с натяжкой зарцы. Промолчав и поджав губы, я не торопилась подняться, обнимая колени и раздумывая о судьбе