— Макбет лежал там, позволив ему все это проделать? И как насчет времени? Если я не смог сделать это за три минуты, никто другой не смог бы.

— Ну да, не смог бы.

— Следующий?

— Банко? — предположил Фокс.

— Он мог это сделать. Он ошивался в этой части сцены после того как его вызвали. Он мог проскользнуть сюда и снять голову с меча. Дождаться конца поединка. Убить Макбета. Надеть на меч голову. И уйти за достаточное время до второго выхода на поклон. На нем была его окровавленная накидка, так что на ней не было бы заметно никаких неудобных пятен. Дальше?

— Дункан и/или один из его сыновей. Ну, — извиняющимся тоном сказал Фокс, — я знаю, что это глупо, но они могли это сделать. Если никто за ними не наблюдал. И они могли бы прийти за кулисы как раз тогда, когда там никого не было. Если бы все не было так ужасно, то было бы забавно. Старик закатывает рукава, поправляет корону и бросается на него. И кстати, если их было двое, то вопрос времени отпадает. Король его обезглавливает и тащит тело в угол, кладет рядом бутафорскую голову, а его сын в это время надевает настоящую голову на меч и ставит меч в угол. Однако, — сказал мистер Фокс, — это и в самом деле глупо. Как насчет одной из ведьм? Той, которую играет мужчина?

— Рэнги? Он наполовину маори. Играл великолепно. Все эти гримасы и танец. Он был одержим. На протяжении всего ключевого времени он был со своими девушками, и вы это записали.

— Ладно. Тогда другой очевидный кандидат. Гастон, — сказал Фокс уныло.

— Но почему очевидный? Потому что он немного того? Но этого недостаточно. Или достаточно? И снова: время! Мы должны это признать, Фокс. Для всех, кроме королевской семьи, Банко и ведьм — время! Рэнги мог бы поручить одной из девушек надеть голову на меч и сэкономить таким образом примерно минуту. Невозможно представить, как кто-то помогает буйному Гастону.

— Как бы то ни было, — сказал Фокс, — нужно смотреть в лицо фактам. Все они были слишком заняты битвами и прочими действиями.

— Все это приблизительно. Адвокат защиты, кем бы он ни был, разгромит эту версию.

— Они говорили во время поединка. Вот, — он раскрыл книгу с пьесой издательства Penguin. — Я взял ее в одной из гримерных, — сказал он. — Смотрите. Диалог довольно сильно урезан, но осталось достаточно. Последнее слово остается за Макбетом: «Будь проклят тот, кто закричит: “Пощада!”» — процитировал мистер Фокс, старательно глядя в книгу через очки. И после этого они снова бьются. В следующие три минуты, кто бы это ни сделал, голова Макбета слетела с плеч и оказалась на мече.

— Краткое изложение нашего дела, братец Лис.

— Да.

— А теперь позвольте мне задать некоторые второстепенные вопросы. Где Перегрин Джей? Он ушел вместе с остальными?

— Нет, — сказал Перегрин. — Я был здесь все это время. — Он вышел на свет по центральному проходу. — Я здесь. Боюсь, я не особо смышлен, но я здесь.

— Садитесь. Вы слышали, что я говорил?

— Да. Я рад, что вы это сказали. Я собираюсь нарушить собственное правило и более полно рассказать вам о том, что может оказаться, как вы выразились, второстепенными вопросами.

— С радостью вас выслушаю.

Перегрин описал тревожный эффект, которые оказывали россказни о несчастьях, сопровождавших пьесу «Макбет», и о его строгом запрете на эти разговоры в труппе.

— Конечно, самые убежденные приверженцы этих теорий, такие как Нина Гэйторн, меня не послушались, но я думаю, хотя и не с полной уверенностью, что в целом они более или менее повиновались. По крайней мере, на какое-то время. А потом началось. С маской Банко в комнате короля.

Он описал тот случай.

— Выглядело все весьма эффектно. Маска таращилась из тени. Как у всего, что делал Гастон, вид у нее жуткий. Вы ведь помните процессию потомков Банко в сцене с ведьмами?

— Да, помню.

— Ну вот, представьте, каково внезапно наткнуться на такую! Меня предупредили, но все равно это было страшно.

— Да.

— Я осмотрел ее и нашел шнур, привязанный к серой накидке. Сама голова была закреплена на вешалке для пальто, и с нее же свисала накидка. Длинный конец шнура доставал до сцены. Над головой в стене есть гвоздь. Шнур был перекинут через него и вниз, до самой сцены. Мне тогда показалось, и сейчас тоже кажется, что если я рассуждаю правильно, то это означает, что накидку подтягивали вверх, чтобы она накрывала голову, а шнур был закреплен внизу. Я посмотрел: в декорациях сзади есть крестовина как раз в нужном месте.

— Накидку можно было опускать, находясь на сцене?

— Да. Маску скрывали до тех пор, пока туда не входил Макдуф. Макдуф увидел ее первым. Он попытался предупредить Макбета.

— Что вы предприняли?

— Позвал реквизитора, завернул голову в накидку и велел ему положить ее с другими головами на стол с реквизитом.

— А потом?

— После этого в сцене пира слуга снял с блюда крышку, и на нем снова лежала эта голова, ухмылявшаяся Макбету. Это было… ужасно. Понимаете?

— Как вы поступили?

— Я обратился к актерам. Ко всем. Я, наверное, сказал ожидаемые вещи. Что это отвратительная шутка, но поскольку никто из них не собирался признаваться в авторстве, я решил, что самое лучшее, что можно сделать, — игнорировать подобные вещи.

— Да. Должно быть, это сильно помешало вам в работе.

— Конечно. Но мы постарались быть выше этого. Актеры — неунывающие люди, знаете ли. Они бурно реагируют на что-нибудь, много говорят об этом, но продолжают работать. Никто не отказался играть, хотя атмосфера была гнетущая. Но я думаю, худшим был случай с головой крысы у Рэнги.

— С головой крысы у Рэнги? — переспросил Аллейн.

— Ну, голова была в его кошелке. Мы так в шутку называем мешки, с которыми они появляются. Это мешки для разных предметов, которые они используют в своих чарах; некоторые из них они добыли с трупа на виселице. Вы знаете, что предметы, которые они перечисляют, действительно использовались?

— Я этого не знал.

— Это так. «Для могущественных чар». Однако там не упоминается голова крысы.

— У вас есть собственные соображения насчет автора этих проделок?

— Да, есть. Но они не подкреплены никакими доказательствами. Просто смутные идеи, туманнее некуда. Они возникают из личной неприязни.

— Мы можем их услышать? Мы не станем придавать им слишком большого значения.

Перегрин заколебался. Фокс перестал писать и благожелательно посмотрел на него, положив большую ладонь на блокнот.

— Вы говорили с Баррабеллом? С Банко?

— Вообще-то нет, — ответил Аллейн. — Мы лишь записали его имя и адрес, и то немногое, что он сообщил о местоположении других людей.