Многие ополченцы погибнут. Другие вернутся в Москву героями. Некоторые станут настоящими военными, не хуже кадровых офицеров. Так, Эммануил Казакевич начнет войну рядовым московского ополчения, а закончит капитаном, помощником начальника разведотдела 47-й армии. Дойдет от Москва-реки до самой Эльбы. “…Свыше 200 активных московских писателей находятся на фронтах”1034, – утверждал секретарь Союза советских писателей Александр Фадеев в докладной записке Сталину, членам Политбюро ЦК ВКП(б) Андрееву и Щербакову. С первых дней на фронте поэт Константин Симонов и прозаик Василий Гроссман. На Балтийский флот ушел служить Анатолий Тарасенков. Его красивая и смелая жена не могла последовать за мужем. В августе 1941-го она родила ребенка, а в октябре, по настоянию друзей, будет эвакуирована вместе с младенцем в Ташкент. Но уже в феврале 1942-го, когда ребенок чуть-чуть подрос, Мария Белкина станет проситься на фронт. Всеволод Вишневский, в то время “начальник оперативной группы писателей”, напишет ей: “Машенька, а кто будет подсоблять призывнику Дмитрию Тарасенкову, 1941 года рождения, москвичу?.. Делает Вам честь готовность идти на фронт и пр., но с «большой» точки зрения, с точки зрения истории, государства, – Вы должны быть на месте, держать дом, поднимать сына…”1035 Белкина все-таки покинет Ташкент, но не пройдет медкомиссию в столице – у нее найдут туберкулез. Тем не менее она сможет ненадолго приехать к мужу на фронт, в Ладожскую флотилию.

3

“Я москвич, и я должен защищать свой дом”, – сказал студент Бауманского училища Николай Егорычев[157]. И вместо того чтобы эвакуироваться с училищем в Ижевск, пошел записываться в истребительный батальон. Вскоре комсомольца Егорычева зачислят в 3-ю Московскую коммунистическую дивизию: “Мой взвод занял огневые позиции у моста через канал Москва – Волга в районе Химок, – вспоминал Егорычев. – Мост был заминирован. В его опоры заложили три тонны взрывчатки, и мы были готовы в любой момент поднять его в воздух”. Его судьба сложится счастливо. Егорычев пройдет всю войну, закончит ее в Германии, на 1-м Украинском. А после победы сделает блестящую партийную карьеру и проживет очень долгую жизнь. В эти же октябрьские дни 1941-го в Красную армию вступили комсомолки Вера Волошина и Зоя Космодемьянская. Им оставалось жить несколько недель.

Но были в столице и совсем другие настроения. В фондах Архива Президента РФ сохранилось совершенно секретное спецсообщение наркома внутренних дел Л.П.Берии председателю Государственного комитета обороны И.В.Сталину о знаменитых братьях Старостиных: “Старостин Н.П. и его братья антисоветски настроены и распространяют клеветнические измышления в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства.

В момент напряженного военного положения под Москвой Старостины Николай и Андрей, распространяя среди своего окружения пораженческие настроения, готовились остаться в Москве, рассчитывая в случае занятия города немцами занять руководящее положение в «русском спорте»”.10361037

Обвинения грозные, для военного времени – страшные.

Андрей Петрович Старостин, в то время директор фабрики “Спорт и туризм”, будто бы говорил: “Немцы займут Москву, Ленинград. Занятие этих центров – это конец большевизму, ликвидация советской власти и создание нового порядка…

Большевистская идея, которая вовлекла меня в партию в 1929 году, к настоящему времени полностью выветрилась, от нее не осталось и следа”.1038

Высказывания председателя спортивного общества “Спартак” Николая Петровича Старостина кажутся и вовсе подрасстрельными. Так, уже на одиннадцатый день наступления немцев он якобы сказал жене: “…через недельку они будут здесь. Нам надо поторопиться с квартирой и завтра всё оформить”. “…Если брать комнаты, то только у евреев, потому что они больше не приедут сюда”.

Жена ответила: “Лялечка (дочка Старостина) идет учить немецкий язык, я тоже поучусь, а то немцы придут, а я и говорить не умею…”

Старостин: “Да, жизнь наступает интересная”.

Жена: “Была интересная в 1917 году, боролись за жизнь, а теперь уничтожают всё”.

Старостин: “А что тогда было интересного?”

Жена: “Свержение царизма”.

Старостин: “А сейчас идет свержение коммунизма”.

Жена: “Скорее бы…”1039

На этом фоне обвинения во взятках за московскую прописку, в спекуляции валютой и в “расхищении социалистической собственности в системе Промкооперации и производственных предприятий спортивного общества «Спартак»”1040 кажутся вовсе безвредными.

История эта хорошо известна. Болельщики, поклонники братьев Старостиных считают обвинения Берии подлой клеветой. Местью великим футболистам и организаторам спорта за неоднократные поражения, которые наносил московский “Спартак” киевскому, ленинградскому, московскому и тбилисскому “Динамо”. Последнее особенно важно: тут не только динамовцы, что представляют чекистов на стадионах и спортивных площадках. Тут земляки Лаврентия Павловича и Иосифа Виссарионовича… Впрочем, замечают, что даже Сталин этому доносу не вполне поверил. В документе сохранилась его резолюция: “За спекуляцию валютой и разворовывание имущества промкооперации – арестовать. И.Ст.”.1041 Самые грозные обвинения Сталин оставил без внимания.

Как бы там ни было, Старостиных посадят в 1943-м. Не только Андрея и Николая, но также Петра и Александра. Между тем, если даже поверить Берии и тем доносам, на которые он опирался, ничего экстраординарного здесь нет. “Пораженческие разговорчики” были обычны, даже заурядны осенью 1941-го.

Бесконечные поражения, потеря Минска, Киева, Харькова, всей Прибалтики, всей Белоруссии, почти всей Украины подорвали у многих людей веру в силы Красной армии. Если взяли Минск и Киев, то могут и Москву взять.

“Огромное количество народу сейчас уезжает из Москвы. Открыто говорят о возможности прихода немцев в столицу”1042, – замечал Мур. Говорили не одни лишь трусы и паникеры. Валентин Катаев был человеком, вне всякого сомнения, мужественным. В 1915-м он добровольцем пошел на фронт, был дважды ранен, отравлен газами. Его наградили орденом Св. Анны IV степени – саблей с красным темляком и надписью на эфесе “За храбрость”. В 1942-м он поедет на фронт военным корреспондентом, будет участвовать в танковом бою, а позже, в 1944-м, летать на штурмовике (на месте стрелка). Но вот осенью 1941-го и Катаев пал духом. На фронт не рвался, жил себе в Москве, где много пил и распространял слухи. “Берите своего ребеночка и езжайте, пока не поздно, пока есть возможность, потом пойдете пешком, – говорил он Марии Белкиной. – Погибнете и вы, и ребенок”.1043 Пугал Белкину и Владимир Луговской, оставивший фронт еще в начале июля: “Ты что, хочешь остаться под немцами? Тебя заберут в публичный дом, эсэсовцев обслуживать”.1044