Тревожное ощущение нарастало.

Придут или нет? Если нет, считай, все пропало. Доверия к шестеркам букмекера он не испытывал, но других вариантов не осталось.

Он вздохнул. Из маленькой часовенки, служащей для дворника складом метел и совков, окинул взглядом кривую тропинку, ведущую к рынку — она была пуста. Торговля закончилась почти час назад и теперь, к шести вечера, город стремительно погружался во темноту.

Позади слышался монотонный гул. Толпа, прущая по Большой Черкизовской на выход из города, кажется, стала еще более плотной и мрачной. То и дело раздавались крики, удары хлыста, мычание голодной коровы или рев выхлопной трубы перегруженного автомобиля.

Что-то творилось вокруг — что-то неслыханное, огромное и пугающее до чертиков. Словно бы вдруг все жители решили враз покинуть город — инстинкт выживания гнал людей на восток и Шаров даже предположить не мог, что так было на самом деле.

В конце концов, это просто эвакуация… — подумал он, но это была не просто эвакуация. Он наблюдал паническое бегство людей всех социальных слоев, категорий, полов и возрастов. Без оглядки. Лишь бы побыстрее, любым способом покинуть столицу.

И среди всей этой кутерьмы, хаоса, страха и неразберихи ему предстояло практически невозможное — достать детей из милиции и вернуть их назад — в целости и сохранности.

Он глянул на сумку, скукожившуюся возле двери. В темноте сторожки она как-то странно топорщилась. Шаров вдруг подумал, что даже не взглянул на то, что купил и хитрый продавец, заговорив зубы, мог его обмануть.

Оторвавшись от наблюдательного пункта, Шаров медленно нагнулся, нащупал ручки, развел их по сторонам и запустил руку внутрь.

Когда пальцы коснулись чего-то твердого и шершавого, в животе противно заныло. Это было не мясо.

Он присел на корточки. В висках сильно стучало, сердце бешено колотилось. Он перевернул сумку и на земляной пол выкатилась свиная голова. Чуть вздернутое рыло забилось травой, а черные бусинки глаза уставились на Шарова.

От неожиданности он отшатнулся, ударившись спиной о выступающий кирпич и сполз на пол, обхватив голову руками.

Мясо, по словам бледнопоганочного, требовалось обязательно. Без него ничего не получится.

Шаров резко поднялся, выглянул в окошко. Рынок уже опустел и сторож, оглядываясь в сторону шоссе, запирал ворота на цепь. Ему явно не терпелось присоединиться к толпе.

Что же делать⁈ — вопрос вибрировал в голове. Ответа не приходило.

В конце концов, он немного успокоился.

Свиная голова — лучше, чем вообще ничего, — подумал Шаров, с отвращением запихивая ее назад в сумку. Но как он мог опростоволоситься⁈ Продавец показывал ему кусок мяса… Шаров кивал, но что было потом? Ведь он не видел, что именно ложил в сумку мужчина под прилавком, Шаров был уверен, что именно тот самый кусок, что и показывал. Как легко его обвести вокруг пальца…

В дверь легонько постучали, и он вздрогнул. Вскочил, выглянул в окошко, но разглядеть в этой серости кого-то было невозможно.

— Кто? — тихо спросил он.

— Свои, — также тихо ответил голос. — Оставайся там, где сидишь. Через час начинаем. Если не придёшь, пеняй на себя.

— Хорошо, — прошептал Шаров пересохшими губами.

Он хлопнул себя по карману, в надежде найти там папиросы, но, естественно, не нашел, потому что он не курил.

— Есть закурить? — бросил он в окно.

— Еще чего… — раздался наглый голос. Потом через мгновение он же сказал: — Ладно, держи.

В окошке показалась рука с папироской и коробком спичек. Шаров успел взять их, и рука тут же исчезла.

— Спасибо, — сказал он, но ответа не последовало.

Он снова посмотрел на свиную голову в сумке — пятак торчал наружу и, будто бы даже шевельнулся. Шаров инстинктивно отшагнул, чертыхнулся, затем чиркнул спичку и прикурил папиросу. Едкий дым тут же наполнил легкие. Он едва не закашлялся — настолько крепкой оказалась папироса, но смог удержаться. Ему не хотелось привлекать внимание к часовенке.

Время тянулось невыносимо медленно. Так медленно, что к концу часа он начал бегать внутри небольшого круга, отсчитывая про себя любимую считалку: «Раз-два-три-четыре, три-четыре-раз-два, кто шагает дружно в ряд, пионерский наш отряд… пионеры молодцы, пионеры-ленинцы…»

Неужели все сегодня закончится? А что с деньгами? Конечно… эта огромная сумма очень бы его выручила… но ведь в 1984 году другие деньги и эти рубли даже при огромном желании обменять на новые советские будет никак нельзя…

Шаров вздохнул. Несмотря на весь ужас ситуации, возвращение и просроченная встреча с кредиторами была и того хуже. Что они с ним сделают? Он даже не хотел об этом думать.

До чего же они все-таки похожи… — мелькнула у него мысль о человеке в модном костюме на стадионе, принимавшем ставки в восемьдесят четвертом году и этим ужасным букмекером с перстнем, сидящим в глубине киоска. Может, это его сын или они дальние родственники?

Шаров поежился. Кем бы ни был этот человек, ни теперь, ни в будущем связываться с ним не хотелось. А так как долг он уже просрочил, последствия наступят неминуемо.

Пора, — подумал он, когда вдали отчаянно залаяла собака. Таким был условный знак. Он боялся его пропустить, но пес лаял с таким остервенением, что наверняка его слышали на другом конце города.

Он поднял сумку со свиной головой, отодвинул засов. Снаружи пахнуло холодом, Шаров запахнул ватник. Огляделся. Несмотря на то, что он хорошо разогрелся, бегая внутри часовенки, его била дрожь.

— Аня… — произнес он с сожалением. — Жаль… так и не увиделись. Может быть… в следующий раз.

Он знал, что никакого следующего раза не будет. И скорее всего, они останутся здесь навсегда — было бы слишком фантастично думать, что такое перемещение возможно. Вся эта бесконечная темная кавалькада, движущаяся на восток, сейчас пыталась бы попасть в более безопасное место — в будущее. Но это невозможно.

И все же… попытка не пытка.

Он намотал тесьмы сумки на руку и шагнул в темноту.

Ворота с полукруглой аркой «Преображенский рынок» остались позади. Слева и справа теснились черные лачуги. Ни единого огонька не показывалось из окон, но кое-где боковым зрением он успевал заметить дрожание занавески, мелькнувшую тень и даже прозрачный силуэт. Будто бы кто-то незримо наблюдал за ним и делал ставки — получится или нет.

Оказавшись в двадцати метрах от Большой Черкизовской, он встал как вкопанный. Толпа, медленно двигающаяся на восток, была настолько плотной, что он даже засомневался, сможет ли проскочить на другую сторону. Весь тротуар и часть проезжей части