назад. Эмиль заявил: «Я кое-что закончу и приду». Она отлично поняла, что ему нужно колотить, чтобы избыть горе, разбивать камни один за другим, дробить их. Это приносит ему какое-никакое облегчение. Но поняла она и то, что он может остаться здесь на всю ночь. Она медлит. Хочет что-то сказать. Сама не знает что…

— Ну-ка подвинься.

Эмиль вздрагивает, услышав ее голос. Он думал, что она ушла. Но нет, судя по всему, она еще здесь.

— Что? — спрашивает он и, обернувшись, видит, как она поднимает валяющееся среди обломков долото.

— Что ты…

— Подвинься, — повторяет она.

У нее такой же решительный вид, как в ту ночь, когда она сказала ему: «Иди ко мне, сейчас». Он медленно повинуется. Подвигается, и она встает рядом с ним перед отверстием, которое он пробивает.

— Я помогу тебе, — говорит она.

Они принимаются стучать вдвоем. Клац. Клац. Клац. Камни падают один за другим. Они стучат еще и еще. Стучат не останавливаясь. И их удары перекликаются допоздна в тишине ночи.

Густая толпа перед церковью Сен-Венсан. Здесь Жан, старый пастух, и с ним другие старики. Издалека видно Анни под черной вуалью, с ней ее муж, ее дети и внуки. Эмиль и Жоанна здесь, в гуще толпы. Они взялись за руки. Они чувствуют себя одинокими и потерянными в этом незнакомом людском море. Молча смотрят, как длинная процессия входит в церковь. Они узнают друзей Анни, с которыми общались несколько месяцев в Эусе. Скупо приветствуют их кивком. Улочки вокруг покрыты снегом. Эус красив зимой. Может быть, даже красивее, чем летом. Начинает звонить церковный колокол. Один удар. Второй. Третий. Шепоток пробегает по толпе. Движение к церкви ускоряется, и Эмиль тянет Жоанну за руку.

— Идем, — тихонько говорит он ей.

Внутри ледяная стужа. Они заняли места на последних скамейках, в глубине церкви, у дубовых дверей, и их обдувают холодные сквозняки. Они держатся за руки на протяжении всей мессы.

Жизнь Миртиль рассказывают ее четыре дочери и один из зятьев. Много говорят об Эжене, о любви, которую они сумели друг другу дать, о радостной встрече, ожидающей их на небесах. Говорят о том, как счастлива была Миртиль стать бабушкой, потом прабабушкой, говорят о ее силе воли. Церемония простая и трогательная. За гробом следует огромная безмолвная процессия.

На ступеньках церкви Анни подходит к ним. У нее скомканный платок в руке и мокрые глаза, но она тепло улыбается им, обнимая.

— Миртиль была бы счастлива знать, что вы здесь.

Они молча кивают.

— Ей не терпелось увидеться с вами на Рождество. Она зачеркивала дни в своем календаре. Она уже приготовила постель наверху.

Они не в состоянии выдержать взгляд Анни. Ответить берется Эмиль хриплым голосом:

— Нам правда очень жаль… Мы должны были вернуться раньше…

Но Анни прерывает его, ласково положив руку ему на плечо:

— Вам не о чем жалеть. Вы не представляете себе, до какой степени вы оба озарили ее жизнь. Я не видела ее такой живой и веселой много лет. Она ушла счастливой, поверьте мне.

Анни ловит взгляд Жоанны, когда та поднимает голову. Она смотрит ей прямо в глаза.

— Еще и поэтому я хотела видеть здесь вас обоих. Я хотела вас поблагодарить.

Ее затуманенные слезами глаза смотрят то на Жоанну, то на Эмиля, и ни один из них не может сказать ни слова. Им нужно несколько секунд, и на этот раз говорит Жоанна, тихо, почти шепотом:

— Нет. Это она. Это ее мы пришли поблагодарить.

Анни кладет руку на локоть Жоанны и с волнением сжимает его, потом, отвернувшись, указывает им на процессию.

— Мы провожаем ее гроб на кладбище. Вы с нами?

Они кивают.

Они замыкают шествие в ледяном ноябрьском холоде.

— Табличка у тебя? — спрашивает Эмиль.

Они заказали красивую табличку с гравировкой у мастера в Эусе сегодня утром, когда приехали. Это простой прямоугольник из прозрачного стекла, на черной подставке, такой же строгой. На ней выгравирована фраза красивыми белыми буквами. Это Эмилю пришло в голову выгравировать цитату, а не банальную фразу. Они выбирали ее вместе вчера вечером, листая старые пожелтевшие книги Жоанны.

Люди как витражи. Они сверкают, пока солнечно, но, когда наступает темнота, их красоту видно, только если они освещены изнутри. (Элизабет Кюблер-Росс) Миртиль, чья красота осветила часть нашего пути. Друзья. Э & Ж

Они смотрят, как гроб опускают в могилу, где уже лежит Эжен. Родные в первых рядах. Они остались позади, прикрыв лица шарфами. Эмиль невольно думает о том, что в следующий раз, когда Жоанне придется присутствовать при таком зрелище, в гробу будет лежать он. Поэтому он не может выпустить ее руку. Сжимает ее в своей очень крепко.

Он спрашивает себя, существует ли справедливость на этой проклятой земле. Ее отец, ее сын, а теперь вот он. Неужели Жоанна обречена провожать в последний путь всех мужчин, о которых она заботится?

Родные расступились, пропуская толпу, двигающуюся к гробу нескончаемой колонной. Каждый подходит проститься с Миртиль у могилы и положить цветы или памятную табличку. Эмиль и Жоанна последние в очереди, которая медленно движется в смертной тишине.

— Жоанна…

Эмиль издал звук, не более слышный, чем выдох. Она оборачивается к нему, молча вопросительно смотрит.

— Тебе будет не так тяжело, если меня кремируют?

Она не отводит взгляда. Смотрит ему прямо в глаза, стараясь оставаться невозмутимой.

— Да… Думаю, да.

Она умолкает, потому что одна из дочерей Миртиль идет назад по аллее, чтобы приветствовать каких-то знакомых прямо перед ними. Через несколько секунд она уходит, и Жоанна снова шепчет:

— Но вопрос не в этом.

— Почему? — выдыхает он.

— Это твое решение. Оно принадлежит тебе.

Она тихонько качает головой и снова смотрит прямо перед собой.

— Если ты