– Она здесь? С вами? – удивлённо спросил Милавин.

– А где ж ей быть? – усмешка Людмилы вышла совсем не весёлой. – Она здесь. Но не с нами… Да сядьте вы уже наконец!

После короткой паузы Андрей убрал пистолет в кобуру и сел, прижимая к себе дочь. Однако Иван не спешил выключать фонарь и продолжал шарить лучом по колоннам.

– Что значит, не с вами? – спросил он.

– Она тут с самого начала, как мы очнулись после взрыва. Но на свет не выходит, прячется в темноте. Как-то раз, едва мы здесь появились, Димка пробовал подойти к ней и пригласить к нам, но из этого ничего не вышло.

– Почему? – Андрей обернулся к молодому парню.

– Я сказал, что мы не сделаем ей ничего плохого, и что рядом со свечами безопасно, что никто не держит на неё зла. Но она что-то прошипела по своему, что-то очень злое, а потом плюнула мне в лицо и убежала в темноту.

– Я думаю, она до сих пор ненавидит всех нас, поэтому никогда не подойдёт к огню, – снова взяла слово Людмила.

– А что же тогда она не уйдёт?

– Наверное, боится местных обитателей. Они не прочь ею закусить. Уже несколько раз какой-нибудь чересчур оголодавший монстр выпрыгивал из туннеля, хватал её и утаскивал обратно. Иногда она не успевала даже вскрикнуть, а иногда мы ещё несколько минут слышали её отчаянные вопли. Потом всё затихала, но через пару часов она снова появляется здесь, на станции, целая и невредимая. Так и прячется между светом и темнотой, не в силах приблизиться или уйти прочь. Похоже, Изнанка просто не отпускает её.

– Такое разве возможно? – Андрей удивлённо посмотрел на Ивана.

– Всякое бывает, – Поводырь выключил фонарь и сел у огня.

– Страх и ненависть… Я думаю, это всё что у неё осталось, – произнёс Дима.

– Не самые лучшие ощущения, – выдохнул Милавин.

– Я бы сказала, одни из самых худших, – поддержала его Людмила.

– Так ей и надо!

Голос прозвучал очень жёстко и злобно, Андрей даже не сразу понял, кто это сказал. Он скользил взглядом по лицам обитателей станции, пока не остановился на Жанне, той самой, что ещё несколько минут назад цитировала по памяти английского поэта. Тогда ещё Милавин подумал, что она филолог или библиотекарь, теперь ему так не казалось. Женщина по прежнему неотрывно следила за пляшущими язычками пламени, но тонкие губы искривила ухмылка, а в глазах полыхала ненависть.

Никто из присутствующих её не поддержал, но и возражать не стали.

– Ладно, – прервала затянувшееся молчание Людмила, – Нам-то что, сиди да трынди, пока свечки горят. А гостям нашим завтра ещё топать и топать. Надо бы их спать уложить, чтоб отдохнули хоть немного. Что скажешь, Миша?

– Так пусть вон в будку ложатся, – он кивнул на застеклённый пост полиции, торчавший посреди станции. – Там и лавки есть и одеяла. Если окна завесить, то мы и мешать им особо не будем своей болтовнёй.

– Тоже верно.

– Нам бы лучше не спать, а выбраться наверх побыстрее, – высказался Иван.

– Так там же ночь наверху. Ты сам говорил, что ночью передвигаться невозможно.

Видимо, Поводырь, так же как и Милавин, совершенно забыл о времени, поэтому сейчас он торопливо глянул на наручные часы. Без четверти два. Ночи? Скорее всего, да. В метро они спустились около четырёх часов дня и вряд ли провели здесь больше десяти часов.

– Ну да. Поспать было бы неплохо. Мы тогда у вас переночуем, а утром поднимемся наверх.

– Не спеши. Вам ведь на юг надо, правильно?

– На юг. Но мы лучше пройдём по поверхности. Так спокойнее.

– Может быть, мы сможем вам немного помочь. Что скажете? – Людмила обернулась к остальным обитателям станции.

– Конечно, поможем, – тут же поддержала её Оксана.

– Вряд ли, – осадил Владимир. – Нас осталось слишком мало, мы уже не сможем его вызвать.

– Но попробовать-то можно, – высказался Дима.

– Вот завтра и попробуем, – подвёл итог Михаил.

– Попробуете что? – Поводырь насторожился.

– Завтра увидишь… может быть, – неуверенно посулила Людмила. – Не будем ничего обещать. А пока ложитесь спать, вам и, правда, отдохнуть надо.

В крошечной будочке полицейского поста оказался пульт с несколькими погасшими мониторами и две обшитые искусственной кожей лавки, между которыми оставался лишь узкий проход. Несколько минут ушло на то, чтобы завесить огромные окна одеялами. Потом к ним заглянула Людмила, поставила на пульт рядом с мониторами зажжённую свечу. «На всякий случай», – объяснила женщина, пожелала им спокойной ночи и прикрыла за собой дверь. Иван разулся, снял разгрузник и лёг на лавку, Андрей последовал его примеру, предварительно завернув Сашку в единственный имевшийся у них спальник.

Милавин крепко обнял дочь, на узкой лавочке им вдвоём было тесновато, поэтому лежать ему приходилось на боку. Девочка прижалась к нему всем телом, уткнулась носом в шею и тут же засопела. Андрей думал, что не сможет уснуть из-за неудобной позы, но усталость навалилась на него ватной подушкой, стоило только прикрыть глаза. Он ещё слышал невнятный голос снаружи – кто-то из обитателей станции рассказывал очередную историю. Милавин попробовал прислушаться, но не смог разобрать ни слова, а уже через несколько секунд провалился в темноту крепкого сна без всяких сновидений.

Сквозь сон он услышал голоса, но предпочёл не обращать на них внимания. Ему казалось, он не спал целую вечность и сейчас просто обязан урвать себе ещё хоть немного отдыха, хотя бы полчаса. Какая разница, что там происходит?! Он всё равно ничего не сможет сделать, потому что больше всего на свете хочет спать. Разве это так сложно: оставить человека в покое и наконец позволить ему выспаться? Убирайтесь отсюда и дайте поспать! Нет, не уходят. И мало того, что продолжают разговаривать, так ещё кто-то взялся трясти его за плечо. Андрей отмахнулся, впрочем, довольно вяло, а в ответ услышал короткий смешок и его ещё сильнее начали теребить. Ругнувшись про себя, он всё-таки открыл глаза и повернулся в сторону настырного «будильника» с чётким намереньем послать его куда подальше, а потом поспать ещё хоть чуть-чуть.

Помещение, где он проснулся, мало походило на спальню. В крошечной комнатушке царила причудливая смесь тёмных пятен мрака и жёлто-оранжевых отсветов, что раскидывали вокруг себя яркие звёздочки двух зажжённых свечей. Тени вперемешку с бликами плясали по стенам и потолку, повинуясь дыханью язычков пламени.

«Где я?» – Милавин огляделся, чувствуя, как под черепом набирает обороты ноющая боль, а желудок кривится от рвотного спазма.

Рядом стоял коренастый мужчина лет сорока, на лице которого особо выделялись густые брови и тяжёлый щетинистый подбородок.

– Доброе утро, страна! – радушно усмехнулся мужик.