— Всегда приятно пообщаться со старым другом.

* * *

—… И волк все бежал и бежал, пытаясь вытряхнуть из брюха раскаленные камни, но дровосек зашил их туда крепко. Он подбежал к реке и стал пить, пока камни внутри наконец не остыли, но они были очень тяжелыми, и волк свалился в реку и утонул.

А Красная Шапочка и бабушка радостно обнялись и поблагодарили дровосека за его доброту. И с той поры они жили счастливо… Извини. — Мистер Селларс закашлялся и протянул дрожащую руку к стакану с водой. Кристабель подала ему стакан.

— Но в книгоочках сказка кончается не так. — Она немного встревожилась. Сказкам не полагается заканчиваться по-разному. — В настоящей сказке волк раскаялся и пообещал никогда больше так не делать.

Мистер Селларс глотнул воды.

— Что ж, все меняется, и сказки тоже. Полагаю, в исходной версии даже Красной Шапочке и бабушке не удается уцелеть, не говоря уж о злом волке.

— Что такое «непорочная дева»?

— Самое начало всех сказок, — улыбнулся старик. — Или истинное событие, которое потом оплели небылицами.

— Но сказки не бывают настоящими. Мне так мама говорила. Они просто сказки — поэтому, когда их слушаешь, не надо бояться.

— Но все имеет свое начало, Кристабель. — Старик повернулся и посмотрел в окно. Сквозь густую листву растущих перед ним растений можно было разглядеть лишь кусочек голубого неба. — А в каждой сказке есть хоть капелька, но правды.

Браслет Кристабель начал мерцать. Девочка нахмурилась и встала.

— Мне надо идти. У папы завтра выходной, и мы сегодня вечером уезжаем, а мне еще надо уложить одежду и игрушки. — Она вспомнила слова, которые полагалось сказать. — Спасибо за сказку, мистер Селларс.

— О… — немного удивленно произнес старик. Он молчал, пока девочка, переодевшись, не вошла в комнату. — Мой юный друг, хочу тебя кое о чем попросить. Мне не хочется тебя обманывать, иначе мне будет невыносимо стыдно.

Кристабель не поняла, о чем он говорит, но, похоже, о чем-то плохом. Она сунула палец в рот и молча застыла на месте, ожидая продолжения.

— Когда вы вернетесь из поездки, я тебя попрошу кое-что для меня сделать. И некоторые мои просьбы могут тебе показаться нехорошими. Ты даже можешь испугаться.

— А больно не будет?

— Нет, — покачал головой мистер Селларс. — Я никогда не сделаю тебе больно, малышка Кристабель. Ты мой очень большой друг. Но то, что я тебя попрошу сделать, — секрет, причем самый важный из всех, которые тебя просили сохранить. Понимаешь?

Девочка кивнула и широко раскрыла глаза. Старик говорил очень серьезно.

— Тогда иди и повеселись в выходные со своей семьей. Но когда вернешься, то, пожалуйста, приди ко мне как можно скорее. Я не знал, что ты уедешь, и боюсь, что… — Он помолчал. — Так ты придешь ко мне, как только вернешься? Ты будешь здесь в понедельник?

Кристабель снова кивнула.

— Мы прилетим обратно в воскресенье вечером. Так мне мама сказала.

— Хорошо. А теперь иди. И не скучай.

Кристабель шагнула к двери и обернулась. Старик смотрел на нее. Его забавное, словно расплавленное лицо выглядело очень несчастным. Девочка подбежала к нему и поцеловала в щеку. Кожа у него оказалась прохладной и гладкой, совсем не похожей на колючую папину щеку.

— До свидания, мистер Селларс.

Она быстро закрыла дверь, чтобы влажный воздух не вырвался наружу. Когда она бежала по дорожке, старик ей что-то крикнул, но за толстым оконным стеклом она не разобрала слов.

Кристабель медленно шла домой, напряженно размышляя. Мистер Селларс всегда был к ней добр, и он ее друг, пусть даже родители не велят к нему ходить. Но теперь он сказал, что попросит ее сделать какие-то скверные вещи. Она не знала, что такое скверные вещи, но когда стала об этом думать, у нее похолодело внутри.

Может, это небольшие скверные вещи — вроде того случая, когда она взяла мыло? То был небольшой проступок, потому что никто про это не узнал и ей не попало. В конце концов, она ведь не украла это мыло в магазине или у кого-нибудь дома. Или это скверные вещи другого рода — например, очень, очень и очень плохо садиться в машину к незнакомому человеку; мама всегда так тревожится, когда про такое говорит. Или это тайная плохая вещь вроде той, что однажды сделал папин друг капитан Паркинс, после чего миссис Паркинс прибежала к ним домой со слезами на глазах. Такие плохие вещи взрослые ей никогда не объясняли, только напускали на лицо таинственность и говорили друг другу: «Ну, сами знаете» — или обсуждали их, когда Кристабель ложилась спать.

Фактически сам мистер Селларс был плохой вещью, которой никто никогда не объяснял. Папа и мама сказали ей, что он не совсем здоров и к нему нельзя ходить, особенно маленьким девочкам, но сам мистер Селларс пояснил, что это не совсем правда. Но почему тогда родители не разрешают ей навещать милого и одинокого старика? Это ее очень смущало.

Все еще тревожась, она срезала угол по чьей-то лужайке и вышла на Редленд. В доме залаяла собака, и Кристабель тоже захотелось иметь собаку — симпатичную белую собачку с висячими ушами. Тогда у нее будет друг, с которым можно поговорить. Порция — ее подруга, но она хочет разговаривать только об игрушках, дядюшке Джингле и о том, что говорили девочки в школе. Мистер Селларс тоже ее друг, но если он попросит ее делать плохие вещи, то, может, он не очень-то хороший друг.

— Кристабель!

Она испуганно подняла голову. Рядом остановилась машина, распахнулась дверца. Девочка взвизгнула и отпрыгнула — неужели это и есть та плохая вещь, о которой говорил мистер Селларс, и теперь он за ней приехал? Самая плохая из всех?

— Ты что, Кристабель? Это же я.

Она наклонилась и заглянула в машину.

— Папа!

— Залезай, подвезу.

Кристабель забралась в машину и обняла отца. Щеки его до сих пор слегка пахли, как после бритья. На нем был костюм — значит, он едет с работы. Она уселась рядом с отцом, ремень безопасности подстроился под размер ее детского тельца.

— Я не хотел тебя напугать, малышка. Ты откуда идешь?

Она уже открыла рот, но не ответила. Порция жила в другой стороне.

— Я играла с Офелией.

— Офелией Вейнер?

— Ага. — Болтая ногами, она смотрела, как за стеклом мелькают деревья. Вскоре они поплыли медленнее, потом остановились. Кристабель посмотрела в боковое окно: машина стояла на Стилвелл, в двух кварталах от дома. — Почему мы здесь остановились?

Отцовские пальцы коснулись ее подбородка и повернули голову. Нахмуренный лоб отца покрылся морщинками.

— Ты играла с Офелией Вейнер? Только что? У нее дома?

Голос отца звучал вкрадчиво и страшновато. Она кивнула.

— Кристабель, днем я отвез мистера и миссис Вейнер вместе с Офелией в аэропорт. Они уехали на выходные, как скоро уедем мы. Почему ты мне солгала? И где ты была?