Старейшины вскинули руки и хором:

— Свершилось! Ты под дланью Господа Бога нашего!

Вот именно эти последние слова более всего убедили созерцавших непривычное действо в том, что Арджуна-Павел теперь защищен от козней жрецов и может спокойно работать на поле своем и в доме своем, множить семью, ибо станет охраняем теми, кто сильней жрецов. Урок им уже преподан.

На следующий день к Иисусу приходили многие из смешавшихся семей, прося осенить и их Святым Духом — Иисус, беседуя с каждым о возможности такого шага, твердо обещал:

— Свершится в свое время по слову Отца моего Небесного, если всем сердцем уверуете в него. Лицемеров он не примет в лоно свое. Готовьте себя к великому.

А еще через пару дней заложили краеугольный камень в фундамент будущей синагоги. На это мероприятие народу привалило тоже более чем достаточно. Как на праздник пришли. И тоже не только сыны и дочери Израиля; деревня — есть деревня, любое событие, выходящее за рамки обыденности, вызывает интерес всех.

И никого, кроме Иисуса, не насторожило, что среди деревенских был и жрец из горного монастыря. Не в белых одеждах, а более неприметных.

«Зашевелятся властелины душ!»

Вечером же, за праздничной трапезой, Арджуна-Павел объявил, что средств на строительство синагоги собрано более чем достаточно, и особенно щедры были те, кто готов отдать себя в руки Единого. Еще он похвалился, что артель строителей готова, поэтому завтра же, благословясь, она начнет богоугодное дело.

— А я завтра с учеником своим возьму посох в руку и направлюсь дальше в горные долины с Живым Глаголом Божьим.

Провожали утром Иисуса многолюдно, и он, вполне довольный собой, уходил из деревни с чувством полного удовлетворения. Он сделал в этой большой деревне больше того, что предполагал сделать, хотя в то время он еще сам не оценил всей важности своего деяния, своего глубинного воздействия на души всех без исключения сельчан. Отныне и до самой его смерти здесь будут его встречать с великим почтением, создавая все условия для отдыха перед походом в более высокогорные селения; не будут отпускать его на несколько дней и на обратном его пути, а деревню эту в народе станут называть Исмуквам — Место Отдыха Иисуса.

Так будет. Сейчас же он в полном душевном спокойствии шагал по каменистой дороге, готовя мысленно себя к новым деяниям, к новым проповедям. И даже исподволь возникающие мысли о Марии, о новом доме его не нарушали душевного равновесия, не мешали размышлять о дне грядущем.

Душа Иисуса — вещун. Если она не бунтует, стало быть, и там, в Сринагаре, все идет своим чередом.

Верно. С каждым днем их с Марией дом становился неузнаваем. Мария сама, несмотря на положение свое, помогала Гухе с Соней, присланным Самуилом слугам и нанятым рабочим обихаживать двор и только старалась меньше бывать в самом доме, где было еще пыльно, пахло известью и красками — она трепетно берегла своего первенца.

Самуил, как и обещал, не упускал из вида работы по благоустройству дома Иисуса с Марией, уговаривал ее меньше трудиться самой, предлагая в помощь еще пару слуг, но жена Самуила, опытная женщина, родившая пятерых детей, сердито отчитывала его:

— Когда не знаешь, не суй носа своего. Ей надо гнуться. Ей надо ходить. Она же собирается рожать.

Все, таким образом, шло как надо и только со строительством синагоги не все было гладко. Деньги, которые пожертвовали Иисус с Самуилом, старейшины по своим возможностям, многие из мелких ремесленников, подходили к концу, купцы же, ростовщики и золотых дел мастера пока только обещали. Получалось, что в скором времени возможна приостановка работ. Этой заботой поделился Самуил с Марией. Нет, не для того, чтобы расщедрилась она (Иисус и без того пожертвовал великим), просто исповедовался и — все.

— Хочу настропалить старейшин, пусть устыдят тех, кто жадничает, имея излишки.

Мария все же предложила от их семьи добавить немного для синагоги, но Самуил отчитал ее, будто она служанка его, и Мария отступилась. Но этот разговор слышала Соня, вот она и решила помочь своей хозяйке, своей подруге и ее мужу. Помочь Мессии. В тот же вечер она имела тайный разговор с Самуилом и, получив его согласие, присела у ложа Марии, которая уже легла спать.

— Ты не забыла, каким снадобьем оживила любимого своего после распятия?

— Он не умирал на кресте. Он поступил с собой так сам. А возвратить его поскорее к нормальной жизни помогли тепло рук моих, жар сердца моего.

— Это так. Но не могла же ты растирать тело его сухими руками.

— Конечно, нет. У меня был бальзам. У меня была мазь. Ее приготовила лучшая травница Иерусалима за большие деньги.

— Вот-вот! — вырвалось у Сони. — Большие деньги! Это именно то, что нужно.

— Ты что-то задумала? Откройся, не таясь.

— Отгадала. Ты расскажешь о мази оживления, Самуил договорится со знаменитой травницей Сринагара, и та станет готовить мазь исцеления Иисуса. Самуил обещал наладить продажу ее.

— Постой-постой. Не укладывается в голове. Не кощунство ли?

Ради богоугодного дела кощунства не бывает. Деньги пойдут на синагогу. Поначалу все, а после окончания строительства, какая-то их часть на благотворительность. Тоже через синагогу.

— Остальные?

— Госпожа моя любимая, подруга моя, у тебя народятся дети, думаю, много детей. У меня они тоже будут. Они должны быть обеспечены. Самуил тоже не без нужды в деньгах, а ходить с караванами ему при годах своих не так-то легко.

— А что скажет Иисус?

— А зачем ему знать. Он, Мария, — Мессия, и не ему ломать голову о деньгах на жизнь. Это станет нашей маленькой тайной. Ему же во благо.

Наивные. Иисус, вернувшись, на следующий же день узнает все, но предпочтет сделать вид, что не раскусил тайный сговор женщин и Самуила. Он останется даже довольным придуманным Соней и поддержанным Марией с Самуилом: стены синагоги подведены под крышу, и нет никаких проблем с финансированием строительства, а это — главное.

Не менее важно и то, как посчитает Иисус, мазь его оживления или, как ее станут называть в народе «Мазь Иисуса», с одной стороны прославит его имя далеко за пределами Кашмира (Самуил уже успел развернуться), с другой же — исцелит множество больных, ибо она действительно целебна.

Но все это, как говорится, еще далеко впереди. Сейчас же он бодро шагал, постукивая посохом о каменистую дорогу и предвкушая не меньшую удачу в следующей деревне.

— Сейчас обогнем мыс вон тот, за ним сразу отвилок в монастырь белых жрецов. Отец продавал им из вещей своих.

Екнуло сердце Иисуса. Отчего бы? Неужели белые жрецы уже всполошились и готовы вступить с ним в борьбу?

Шаг Иисуса стал осторожней. Он посчитал лучшим не вдруг появиться на дороге за изгибом мыса, а поначалу осмотреть ее, оставаясь незамеченным. Перед самым поворотом он даже остановился и повелел Ицхаку: