Иисус, подойдя к несчастному (а это был кашмирец во цвете лет), поднял руку.

— Слушайте! Ни коня не нужно, ни повозки. Отойдите все от укушенного. Встаньте поодаль.

Все, увидев проповедника с посохом в руке, повиновались, еще не понимая, отчего гость так уверенно распоряжается. И только жена укушенного, такая же молодая и цветущая еврейка, понимавшая обреченность мужа, продолжала, обнимая и целуя его, причитать горестно.

Иисус положил ей на голову руку.

— Оторвись от мужа своего. Встань поодаль.

Сразу же умолкла молодая красавица и покорно пошла ко всем остальным, пока еще не понимающим и недоумевающим, что намерен делать Мессия. Время-то идет. А для укушенного дорога каждая минута.

Присел Иисус на корточки рядом с теряющим уже сознание мужчиной и спросил:

— Как вышла неосторожность с тобой, носящий гордое имя Арджуна?

Он уже понял, что не так здесь все просто, что не случайно отступившего от веры многобожной укусила змея, что кто-то был в этом очень заинтересован. Но он все же хотел в этом убедиться окончательно.

— Кара богов, — ответил Арджуна. — Ее вчера предрек мне жрец-кришнаит.

— Я предрекаю тебе жизнь! Тебе, уверовавшему в Единого! Благословляю его именем, отпускаю грехи твои перед ним и заверяю: ты будешь осенен Святым Духом во славу Его. Теперь же встань и иди. Обними жену свою Анну, любящую тебя безмерно, и отрекись еще раз перед ликом ближних жены твоей от греховных мыслей о всесилии Брахмы, Вишну и Шивы, прими в сердце свое непоколебимую веру в Единого, кто имеет безграничное право вершить суд над человеками.

Тишина невероятная. Истинно Мессия, если дерзает отпускать грехи именем Бога. Но сбудутся ли слова его? Исцелится ли умирающий от укуса змеи? Исполнит ли повеление его?

Арджуна почувствовал, как восстанавливаются силы во всех членах его, наливаясь упругостью, но он все никак не мог повеить в подобное чудо, принимая это за временное наваждение, и никак не решался не то, чтобы встать, но даже пошевелить рукой либо ногой.

Иисус же, подождав немного, повторил более настойчиво, положив еще и руку на лоб укушенного.

— Встань и иди!

Решился, наконец, Арджуна. С робостью, но все же поднялся. И в один миг случилось с ним преображение; он расправил мускулистую грудь свою, вдохнул сладостно и воскликнул торжествующе:

— Я исцелен! Я — здоров!

Не успел он сделать и шага к жене своей, как она уже повисла у него на шее, причитая что-то радостное, целуя его грудь, плечи, лицо, а все родственники Анны, отец, мать, сестры и братья, жены и мужья их пали ниц у ног Иисуса.

— Встаньте, — повелел он.

— Благослови и нас именем Господа Бога нашего!

Да, это не фарисеи, осудившие его за то, что он отпускал грехи именем Господа исцеляемым — здесь признали сразу же за ним это право без тени сомнения, и это признание станет теперь его постоянным спутником.

Чего более желать?

Потом был пир. Многолюдный. Во дворе, ибо дом не смог вместить всех. Была выплескивающаяся через края радость. Было ничем не ограниченное веселье. Было и слово Иисуса о строительстве синагоги, которое упало на возделанную и орошенную почву. Особенно горячо поддержал предложенное Иисусом исцеленный Арджуна.

— Я соберу артель лучших мастеров и построю синагогу не хуже храма белых жрецов!

На пиру ему никто не возразил, но на следующий день он был приглашен к старейшинам общины, после того, правда, как состоялся долгий разговор старейшин с Иисусом.

Вопрос один: может ли кто из многобожников, пусть даже порвавших со своей верой, строить синагогу, где хранится и читается Священное Писание?

Поняв разномыслие среди старейшин еще до обсуждения, Иисус попросил их осеняться своими собственными соображениями меж собой, когда же старцы наговорились вволю, иной раз даже горячась, он сказал свое слово:

— Среди вас потомки бежавших от Ассирии и Вавилона, но среди вас и потомки тех, кого привел с собой Александр Македонский. Привел как победителей, чтобы не влачили бежавшие прежде от рабства жалкую жизнь изгоев. С тех самых пор вы более чем равноправны. Вы — в почете, и никто не смеет притеснять вас. Так стало после Александра, так есть сегодня и так будет завтра и вовеки! И вот вы даже не спросите сегодня, кто есть Александр? Он — царь славянского государства Македонии, многобожник, введенный первосвященником Дома Господня в святая святых, куда по завету Господа Бога нашего не дозволено входить никому, если он не из рода Ааронова и не священнослужитель? Ради великого свершено отступление. Не ради ли будущего вашего, бежавших от плена, не ради ли всего народа избранного, ибо по делам каждого из народа судит Саваоф весь народ свой.

Ни вопросов, ни возражений. Тогда Иисус добавил:

— А таких, как Арджуна, осеню я Духом Святым по слову Отца моего Небесного, которое услышу я от него по молитве моей к нему.

И это воспринято, как должное. Расправляй теперь крылья! Без малейшего сомнения расправляй. Но не спеши. Обдумывай каждый шаг, каждое слово, чтобы не повредить себе и большому делу, им намеченному: новообращению всех многобожников, кто из них готов принять веру в Единого.

Но чего ради, собственно говоря, слишком медлить. Разве кузнец ждет, положив на наковальню раскаленное до белизны железо? И что он выкует, если будет неспешен? Сейчас здесь накалено достаточно. Жрецы посрамлены основательно, и вот теперь самое время закрепить свое торжество.

«Останусь на пару дней. Поднимусь в гору с учеником своим и Арджуной».

Но еще и краеугольный камень нужно бы заложить. Тоже потратив еще несколько дней. Ну что же, — ради дела великого. Для этого он и взял посох в руку свою.

Почивал в доме укушенного, окруженный заботливым вниманием. Утром же объявил:

— К закату солнца я поднимусь на гору. Со мной пойдет ученик мои и ты, Арджуна, если имеешь желание. Буду молить Отца Небесного о благословении его осенять Святым Духом из тех, кто порвал с многобожниками.

— Откажусь ли я от столь великого почета?! — воскликнул Арджуна. — Я проведу тебя, Мессия, до родника, что на полгоре.

— Спасибо.

Как оказалось, предложенное Арджуной стало весьма кстати. Гора, которая поприщах в двух от села являла собой как бы начало Каракорума, который, прилепившись к ней и беря у нее силу, раскрыливался в бока и пучился в вышину до морозной снежности, казалась вполне доступной, увы, первые же шаги подтвердили обратное, и если бы не проводник, Иисус вряд ли решился подниматься на нее: деревья разлапистые перевиты лианами, густой подлесок в полном смысле непроходим; но Арджуна уверенно находил сравнительно широкие проходы в сплошной густозеленой стене, время от времени постукивая толстой палкой по стволам деревьев.

— Пусть знают, что идет человек, — пояснил он. — Человека боятся все.