они уже на пути в Париж? Признаюсь вам, госпожа герцогиня, что я очень обеспокоена. Посольство кажется мне необычайно долгим.

— Потому что вам очень не хватает вашего Тома?

— Да, очень. Тем более что он вернется и тут же снова отправится на войну...

На глазах Лоренцы показались слезы. Герцогиня Ангулемская наклонилась к ней и потрепала по щеке.

— Двору нечем вас порадовать, я понимаю. А посольство? Прошло уже два месяца, и посол мог бы уже вернуться. Однако эрцгерцог Альберт, исполненный сознания собственного величия, вполне может удерживать при себе французского посла против его воли. Не волнуйтесь о посольстве, дорогая. А больше вам нечего мне рассказать?

— Есть, — вспомнила молодая женщина, и лицо ее осветилось улыбкой. — Я имела честь встретить монсеньора дофина, он приходит каждое утро поздороваться с матерью в сопровождении гувернера, господина де Сувре. Но сегодня он со мной заговорил.

После нового года дофин Людовик, которому исполнилось девять лет, покинул замок Сен-Жермен, где воспитывались все королевские дети вместе с отпрысками фавориток, и переехал в Лувр, чтобы начать готовиться к своему будущему поприщу. Событие это очень его обрадовало. Он был нежно привязан к своим братьям и сестрам — Елизавете, Кристине, Николя, Гастону и Генриетте-Марии, которой недавно исполнилось пять месяцев, и инстинктивно ненавидел и открыто презирал незаконнорожденных: юных герцогов Вандомских от Габриэль д'Эстре, старший из которых в предыдущем году женился; детей Генриетты д'Антраг, Жаклин де Море и некой Шарлотты дез Эссар, которую никто никогда и в расчет не брал.

— И что же вам сказал наше будущее величество?

— Ждраште, мадам. Вы очень крашивы. Я думаю, что его красноречие пострадало оттого, что выпали молочные зубы, — смеясь, произнесла Лоренца. — Благодарение Богу, он пошел в отца — темноволосый, крепкий и живой, как он. Но, мне кажется, мать его не любит.

— Она никого не любит, кроме юного герцога Анжуйского, Гастон пошел в семейство Медичи. Это грустно, потому что Людовик обожает мать. Я тоже часто спрашивала себя, почему она так холодна с ним?

— Потому что любит только себя! И еще обоих Кончини, которые делают с ней все, что хотят! И это тоже очень грустно! Странная мать. Странная королева. Помоги, Господи, чтобы наш Генрих здравствовал еще долго-долго! Никто не знает, что произойдет с французским королевством без него.

Впоследствии Лоренца еще много раз повторяла про себя эту фразу...

Глава 3

Встречи на Луврском мосту

На следующее утро маленькая карета герцогини Дианы, как обычно, доставила Лоренцу к началу моста, который теперь надежно соединял берега старинного рва, когда-то окружавшего крепость Лувр. Она вышла, и ее подхватил нескончаемый поток людей, который после открытия городских ворот никогда не иссякал на мосту с тех пор, как крепость превратилась в королевский дворец. Только каретам принцев позволялось проезжать в Большой двор. Лоренца собиралась уже пройти через караульню, когда ее догнала задохнувшаяся от быстрой ходьбы женщина.

— Будьте милостивы, госпожа баронесса, выслушайте меня!

Лоренца тотчас узнала окликавшую ее особу. Маленького роста, сутулая, прихрамывающая, с тонким умным лицом, сейчас выражавшим отчаяние... Конечно, это была камеристка мадам де Верней.

— Мадемуазель д'Эскоман? У вас что-то случилось?

— Вы идете к королеве?

— Разумеется, но...

— Возьмите меня с собой, умоляю вас! Я должна рассказать Ее Величеству очень много важного!

— Но вы сами понимаете, что это невозможно. К королеве не входят просто так, даже в сопровождении ее придворной дамы. Такое право есть только у ее духовника и...

— Я побывала уже у иезуитов, но, похоже, там меня приняли за сумасшедшую! Но я не сумасшедшая. Клянусь вам!

— Я никогда не считала вас сумасшедшей. Но вы ведь из дома маркизы де Верней и, наверное, могли бы...

— Нет, я больше не принадлежу к ее дому! Я ушла, когда поняла, какие козни плетутся в замке и в Мальзербе! Я верная служанка Их Королевских Величеств! Вы знаете, что Мальзерб и замок — гнезда заговорщиков, откуда ведется переписка с Испанией и с Брюсселем?

— Помилуй бог, откуда же мне знать?

— Да ведь заговор возник не вчера! В прошлом году я сопровождала госпожу маркизу в церковь Сен-Поль, где она встречалась с герцогом д'Эперноном, которого должна была бы ненавидеть. Я находилась неподалеку и должна была никого не подпускать к беседующим, но я слышала... слышала ужаснейшие вещи!

— Разве вы не знакомы с мадемуазель дю Тийе? Мне кажется, вы могли бы ей передать...

— Я так и сделала, и она пообещала мне встречу с королевой... Но с тех пор ни разу со мной не заговорила. А Ее Величество нужно непременно предупредить — на жизнь короля готовится покушение! Назначена коронация... И человек из Ангулема вернулся! О господи! Я так говорю, что вы ничего понять не можете! Сейчас я вам все объясню...

Лоренца только было собралась сказать, что она знает, о ком идет речь, как вдруг к ним подошел офицер в сопровождении четырех солдат и поклонился, приветствуя Лоренцу.

— Прошу прощения, мадам, — сказал офицер, — но мы должны арестовать эту женщину!

Его рука опустилась на плечо несчастной, та закрыла глаза и простонала:

— Господи! Пощадите!

Солдаты уже повели ее прочь. Лоренца вступилась за бедняжку:

— Я баронесса де Курси, придворная дама королевы. В чем обвиняется эта несчастная женщина?

— Она бросила своего ребенка на Новом мосту.

— Своего ребенка? У нее есть ребенок?

— Да, у нее есть сын. Кормилица отказалась от него, потому что ей больше не платили, и эта женщина была вынуждена его забрать, а потом от него отделалась. Ее преступление заслуживает смерти. Приношу свои извинения, госпожа баронесса.

С щемящим сердцем Лоренца наблюдала, как удаляется печальный кортеж. Она по собственному опыту знала, что ожидает несчастных, против которых ополчается неумолимая судьба: тюрьма, допросы — ей самой повезло, она была избавлена от пыток! — а потом эшафот. Лоренца восхитилась мужеством этой женщины, услышав, как та снова крикнула ей:

— Предупредите короля! Человек в зеленом!

И больше ни слова. Несчастную повели очень быстро, но, к счастью, ее никто не бил, что немного успокоило Лоренцу. До чего слаба и хрупка узница! Может быть, стражникам тоже ведома жалость? Лоренце вдруг стало стыдно, что она так мало сделала для несчастной, и, подхватив юбки, она бросилась вслед за солдатами и догнала их, когда они входили на Новый мост.