– До утра они свободны, госпожа Видикас.

– Как и Ханут Орр. Полагаю, он сейчас сидит в какой-нибудь таверне и всем рассказывает…

– Я ни о чем с этим подонком не договаривался. Поймите, он стал бы болтать в любом случае, даже если бы между нами ничего не было. Его цель – унизить вас, растоптать ваше доброе имя.

– И рано или поздно сплетни дойдут до моего мужа, даже если ничего не было.

– Если вам придется, глядя ему в лицо, опровергать слухи, он вам поверит, Ваза?

Нет. Но ему это и не нужно.

– Он не потерпит, что ему наставляют рога.

– Ему все равно, поэтому он будет лишь улыбаться. До тех пор, пока не понадобится вызвать меня или Ханута на дуэль. Вот тут-то и всплывет вопрос чести. Горлас – отменный дуэлист и притом жестокий. Ему плевать на правила и приличия. Он швырнет противнику в глаза песок, если это потребуется для победы. Ваш муж – очень опасный человек. Мне бы не хотелось скрестить с ним шпаги… если только у меня не будет иного выхода. – Шардан вздохнул и покачал головой. – Впрочем, со мной он драться не станет.

– Правда? А с кем станет?

– С Ханутом Орром. Горлас решил отдать вас ему. Ханут потому и ушел озлобленный, когда понял, что я не дам этому случиться.

– Значит, этой ночью вы взяли на себя обязанность Горласа защищать мою честь?

– С чем я, увы, не справился. Пока мы тут разговариваем, Ханут уже вовсю втаптывает вашу репутацию в грязь. Можете приказать мне что угодно – я не шучу. Хотите, я прямо сейчас разыщу Ханута – догадываюсь, где его искать, – и вызову на дуэль? Я убью его ради вас.

– Мое доброе имя…

– Мне искренне жаль, госпожа Видикас, но от него уже ничего не осталось. Прошу, скажите мне, что я могу для вас сделать.

Ваза молчала. Мысли в голове путались. Возможные последствия сегодняшней ночи накрыли ее с головой, как лавина, не давая дышать, а ведь еще ничего пока не произошло.

Пока.

– Что ж, Шардан Лим, давайте попробуем на вкус эту вашу «свободу».

Он поднялся и положил ладонь на рукоять шпаги.

– Миледи.

Ах, как учтиво! Ваза фыркнула.

– Не за то орудие взялись.

Шардан застыл. Правда удивлен или прикидывается? И где же победоносный блеск в его прозрачных голубых глазах? Ваза смотрела, но не могла найти.

И это ее испугало.

– Шардан…

– Миледи?

– Не загадывай на будущее. Ты меня понял?

– Понял.

– Я не для того освободила сердце, чтобы снова его заковать.

– Естественно. Это было бы неразумно.

Ваза снова посмотрела на советника, но ничего нового не разглядела.

– Как хорошо, что я не совсем пьяна.

Шардан поклонился, одним учтивым жестом превращая измену в нечто… почти благородное.

Ночь опускается на Даруджистан – плотный, непроницаемый туман, в котором легко заблудиться или спрятаться. Прохожие мотыльками стягиваются к освещенным улочкам, где в чугунных трубах посвистывает газ. Некоторые сливаются с темнотой – по крайней мере, пока под ногой предательски не хрустнет черепок или камешек. И повсюду поблескивают черные крысиные глазки да шуршат хвосты.

Свет льется из стеклянных окон и ставней, но кому есть дело до мирного сна, спокойных бесед и прочей скуки, убивающей своей предсказуемостью все предвкушение значительных событий!

Женщина, в чьей душе разгорелось пламя свободы, выгибает спину, и что-то у нее в голове вспыхивает. Она пустила в себя всего лишь второго мужчину в жизни – туда, где до этого бывали лишь пальцы Горласа, и, конечно же, пальцы не идут ни в какое сравнение с… о нижние боги!

Оставим их. Право слово, воображение красноречивее любых описаний странных вздохов и неуклюжей возни в поисках того или этих… Довольно! Вернемся в подлинную темноту – да, туда, где человек без пальцев выслеживает очередную жертву.

Дальше – в новую усадьбу, где капитан домовой стражи Торвальд Ном вот-вот передаст ночную вахту в надежные руки Ожога и Леффа (да, он усердно их натаскал!), однако перед этим смотрит, как во двор въезжает двухместная черная карета, и глаза его сужаются в подозрительно-любопытные щелочки, внутри шевелится ощущение… чего-то. А из кареты тем временем выходит фигура в плаще с капюшоном и, словно неприятная мысль, взлетает по лестнице, скрываясь внутри усадьбы. Кто же… Но брось уже думать, Торвальд Ном! Давай, торопись домой, к любящей и должным образом впечатленной супруге! Думай только о ней и спеши!

А вот стражник, у которого время от времени возникают боли в груди, допрашивает завсегдатаев корчмы в поисках свидетелей. Не разглядели ли они того, кто вышел в подворотню вслед за их собутыльником и забил его там до смерти? Неужели никто не поможет отыскать убийцу?… Помогли бы, вот только и убитый был та еще скотина…

В подземном склепе (неприлично освещенном, кстати) сидит некто и замышляет падение города, начиная с горстки малазанцев. В его сознании нет полутонов и других компромиссов, навязанных реальностью.

В Пыхтелках отбой, и кроты ложатся на свои маленькие койки. Бэйниск садится рядом с Драсти, чтобы еще послушать про Даруджистан, ведь Бэйниск родился в Пыхтелках и ни разу не бывал за их пределами. Потому-то у него и загораются глаза, когда Драсти шепотом рассказывает о богатстве, разнообразных яствах, величественных памятниках, голубых огнях, что горят повсюду… и скоро оба засыпают: Драсти на комковатом матрасе, Бэйниск на полу рядом. А с противоположной койки на них глядит Веназ и своим оскалом выдает всю ненависть к Бэйниску и его новому любимчику, который занял место Веназа. Бэйниск – предатель, обманщик и даже хуже, и когда-нибудь Драсти за это поплатится…

Драсти не ошибся: он и правда словно магнитом притягивает задир. Жестокость ситуации в том, что таких смышленышей, как он, множество, и лишь по божьему благословению они доживают до тех лет, когда могут отомстить своим недалеким обидчикам. Увы, утешение это горькое и должного удовлетворения не приносит.

И наконец-то мы снова в Даруджистане. Великая ворониха срывается с башенки Баруковой усадьбы и устремляется в небо. Мелкий жирный демон злобно и довольно глядит ей вслед из чадящей печной трубы.

Словом, эта ночь ничем не отличается от прочих – очередной круговорот ожиданий и предвкушений, откровений и треволнений. Смотри же, смотри вокруг! Со всех сторон день и ночь, свет и тьма! Каждый шагает, непоколебимо веря, что его ждет твердая почва. Шаг за шагом, шаг за шагом, будто нет впереди никакой зияющей пропасти, совсем нет.

Шаг, еще шаг, еще шаг и еще…

Хрустя сапогами по скользкой от тумана гальке, он шел к воде. Крутые склоны гор поросли зеленеющими густыми джунглями, вверх вздымались высокие малиновые стволы, бороды мха свисали с поваленных деревьев.