Элейн посмотрела. Если не задумываться о том, где она находилась, казалось невероятным, что пустой старый нижний город Калма лежал сразу по ту сторону стены, а оживленный новый город – всего на тридцать пять метров выше. Этот коридор сам по себе был миром. Ощущался как мир, с омерзительными желто-коричневыми цветами, тусклыми старыми фонарями, смесью людской и животной вони из-за отвратительной вентиляции. Крошка-крошка, Кроули, Мейбл и Мой-милый-Чарли были частью этого мира. Они были настоящими – но находились снаружи, снаружи, с точки зрения Элейн.

– Отпустите меня, – сказала она. – Однажды я вернусь.

Мой-милый Чарли, который явно был здесь лидером, произнес, будто в трансе:

– Ты не понимаешь, Элейн. Единственный возможный для тебя «уход» отсюда – это смерть. Другого пути нет. Мы не можем выпустить прежнюю тебя за дверь, ведь тебя отправила сюда госпожа Панк Ашаш. Либо ты идешь вперед к своей судьбе – и к нашей судьбе тоже, либо делаешь это, и все получается, ты любишь нас, а мы любим тебя, – мечтательно добавил он, – либо я убиваю тебя своими собственными руками. Прямо здесь. Прямо сейчас. Сперва я могу дать тебе еще глоток чистой воды. Но не более того. Выбирать особо нечего, человеческое существо Элейн. Как ты думаешь, что случится, если ты выйдешь наружу?

– Надеюсь, ничего, – ответила Элейн.

– Ничего! – фыркнула Мейбл, лицо которой вновь стало негодующим. – Примчится полиция на своем орнитоптере…

– И вскроет тебе мозги, – сказала Крошка-крошка.

– И узнает про нас все, – сказал высокий бледный человек, прежде молчавший.

– И через час, самое большее – два все мы будем мертвы, – сказала Кроули со своей скамьи. – Будет ли это иметь для вас значение, мадам и Элейн?

– И они отключат госпожу Панк Ашаш, – закончил Мой-милый-Чарли, – и даже запись нашей дорогой мертвой госпожи исчезнет, и в мире больше не останется милосердия.

– Что такое «милосердие»? – спросила Элейн.

– Очевидно, ты никогда о нем не слышала, – ответила Кроули.

Старая карга-мышь Крошка-крошка подобралась поближе к Элейн, посмотрела на нее и прошептала сквозь желтые зубы:

– Не позволяй им запугать тебя, девочка. Смерть значит не так уж много, даже для вас, истинных людей, живущих четыре сотни лет, или для нас, животных, которых ждет бойня за углом. Смерть – это когда, а не что. Для всех нас она одинакова. Не надо бояться. Иди вперед – и, быть можешь, отыщешь милосердие и любовь. Они намного ярче смерти, если только удается их отыскать. А когда ты их найдешь, смерть перестанет казаться такой уж важной.

– Я по-прежнему не знаю, что такое милосердие, – сказала Элейн, – но я думала, что знаю, что такое любовь, и вряд ли мой любовник отыщется в старом, грязном коридоре, полном недолюдей.

– Я имела в виду другую любовь, – рассмеялась Крошка-крошка, отмахнувшись рукой-лапой от пытавшейся вмешаться Мейбл. Лицо старой мыши пылало эмоциями. Внезапно Элейн поняла, какой видели Крошку-крошку недомужчины-мыши, когда та была юной, стройной и серой. Энтузиазм вновь наполнил дряхлые черты молодостью. – Я имела в виду не любовь к любовнику, девочка. А любовь к самой себе. Любовь к жизни. Любовь ко всем живым существам. Даже ко мне. Твою любовь ко мне. Ты можешь себе такое представить?

Элейн шатало от усталости, но она попыталась ответить на вопрос. В тусклом свете она посмотрела на сморщенную старуху-мышь в грязных лохмотьях, с маленькими красными глазками. Мимолетное видение юной красавицы-мыши угасло; осталось только гадкое, бесполезное, старое существо с нечеловеческими запросами и бессмысленными призывами. Люди никогда не любили недолюдей. Их использовали как стулья или дверные ручки. С каких это пор дверная ручка взывала к Хартии древних прав?

– Нет, – ровным, спокойным голосом ответила Элейн. – Я не могу представить, что когда-нибудь полюблю тебя.

– Я так и знала, – триумфально произнесла Кроули со своей скамьи.

Мой-милый-Чарли тряхнул головой, словно желал прояснить зрение.

– Ты хотя бы знаешь, кто правит Фомальгаутом III?

– Инструментарий, – ответила Элейн. – Но, может, хватит разговоров? Отпустите меня или убейте. Во всем этом нет никакого смысла. Я попала сюда уже уставшей, а теперь устала в миллион раз сильнее.

– Проводите ее, – сказала Мейбл.

– Хорошо, – согласился Мой-милый-Чарли. – Охотник здесь?

Ему ответила девочка С’джоан, стоявшая позади собравшихся:

– Он вошел с другой стороны, когда она вошла спереди.

– Ты мне солгал, – сказала Элейн Моему-милому-Чарли. – Ты сказал, что есть только один путь.

– Я не лгал, – возразил он. – Есть только один путь для тебя, или для меня, или для друзей госпожи Панк Ашаш. Тот путь, которым ты пришла. Другой путь – это смерть.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что он ведет прямиком на бойни, принадлежащие людям, которых ты не знаешь, – ответил он. – Лордам Инструментария, живущим здесь, на Фомальгауте III. Это лорд Фемтиосекс, который справедлив и безжалостен. Лорд Лимаоно, который считает недолюдей потенциальной угрозой и опасной затеей. Госпожа Гороке, которая не умеет молиться, но размышляет о тайне жизни и которая проявляла доброту к недолюдям, при условии, что эта доброта не выходила за рамки закона. И госпожа Арабелла Андервуд, чье правосудие не в силах постичь ни один человек. – Мой-милый-Чарли, усмехнувшись, добавил: – Или недочеловек.

– Кто она? Откуда у нее это странное имя? В нем нет номера. Оно такое же нелепое, как ваши имена. Или мое, – сказала Элейн.

– Она из Старой Северной Австралии, мира струна, который на время прислал ее в Инструментарий, и она следует законам своей родины. Охотник может пройти по залам и бойням Инструментария – но сможешь ли ты? Смогу ли я?

– Нет, – ответила Элейн

– Тогда вперед, – сказал Мой-милый-Чарли, – к смерти или великим чудесам. Позволь показать тебе путь, Элейн?

Та молча кивнула.

Старуха-мышь Крошка-крошка потрепала Элейн за рукав, в ее глазах горела странная надежда. Когда Элейн проходила мимо скамьи Кроули, гордая красавица с застывшим, ледяным, суровым лицом посмотрела прямо на нее. Девочка-собака С’джоан следовала за небольшой процессией, словно ее позвали.

Они шли вниз, и вниз, и вниз. В действительности они не могли спуститься на полкилометра. Но бесконечная желто-коричневость, странные силуэты противозаконных, беспризорных недолюдей, зловоние и тяжелый, загустевший воздух создавали у Элейн впечатление, будто она оставляет позади все известные миры.

На самом деле так оно и было, но ей это не пришло в голову.

V

Коридор оканчивался круглой дверью из золота или латуни.

Мой-милый-Чарли остановился.

– Дальше я идти не могу, – сказал он. – Тебе и С’джоан придется продолжить путь вдвоем. Это заброшенный вестибюль между туннелем и верхним дворцом. Охотник там. Иди. Ты человек. Это неопасно. Недолюди обычно там гибнут. Иди.