Несколько часов назад Элейн запротестовала бы против такой нелепости, как взять за руку недочеловека. Сейчас она молча подчинилась, с любовью глядя на Охотника.

– Вам обеим не нужно знать слишком много, – сказал Охотник. – Ты, С’джоан, получишь все, что есть в наших сознаниях и воспоминаниях. Ты станешь нами обоими. Навсегда. И встретишь свою блистательную судьбу.

Маленькая девочка вздрогнула.

– Это правда тот самый день?

– Да, – ответил Охотник. – Будущие эпохи запомнят эту ночь. А ты, Элейн, – обратился он к ней, – должна просто любить меня и стоять неподвижно. Ты понимаешь? Ты увидишь потрясающие вещи, и некоторые будут пугающими, но они ненастоящие. Просто стой спокойно.

Элейн безмолвно кивнула.

– Во имя Первого забытого, во имя Второго забытого, во имя Третьего забытого, – произнес Охотник. – Ради любви людей, что подарит им жизнь. Ради любви, что подарит им честную, быструю смерть… – Он говорил четко, но Элейн не понимала слов.

Великий день настал.

Она это знала.

Она не знала, откуда знает, но знала.

Госпожа Панк Ашаш проникла через сплошной пол в своем приветливом теле робота. Подошла к Элейн и прошептала:

– Не бойся, не бойся.

Бояться? – подумала Элейн. Сейчас не время для страха. Ведь это так интересно.

Словно в ответ на ее мысли чистый, сильный мужской голос произнес из пустоты:

Пришло время смелого разделения.

С этими словами словно лопнул пузырь. Элейн почувствовала, как смешиваются их личности, ее и С’джоан. С обычной телепатией этот опыт был бы жутковатым. Но это было не общение. Это было существование.

Она стала Джоан. Ощутила чистое маленькое тельце в аккуратной одежке, форму маленькой девочки. Было странно приятным и знакомым в самых отдаленных уголках разума помнить, что когда-то ее тело было таким же – с плоской, невинной грудью, незамысловатой промежностью, пальцами, которые по-прежнему казались отдельным, живым продолжением ладони. Но разум… разум этого ребенка! Он походил на огромный музей, свет в который проникал сквозь роскошные витражные окна и был завален всевозможными красотами и сокровищами, сдобрен странными ароматами, медленно плывшими в неподвижном воздухе. Ум С’джоан восходил к древним временам цветов и роскоши. С’джоан была лордом Инструментария, человеком-обезьяной в космическом корабле, другом милой покойной госпожи Панк Ашаш и самой Панк Ашаш.

Неудивительно, что девочка была одаренной и странной: из нее сделали наследницу всех эпох.

Пришло время сияющей вершины истины утомительного разделения, произнес безымянный, чистый, громкий голос в сознании Элейн. Пришло время для тебя и для него.

Элейн поняла, что отвечает на гипнотические внушения, которые заложила в разум девочки-собаки госпожа Панк Ашаш, – внушения, достигшие полной силы в то мгновение, когда они трое вошли в телепатический контакт.

На долю секунды единственным ее чувством стало изумление внутри самой себя. Она видела только себя – каждую деталь, каждую тайну, каждую мысль, и ощущение, и изгиб плоти. Она удивительным образом ощущала тяжесть грудей, напряжение брюшных мышц, удерживавших ее женский позвоночник в прямом, вертикальном положении…

Женский позвоночник?

Почему она подумала, что у нее женский позвоночник?

И тут она поняла.

Она следовала за разумом Охотника, чье сознание ворвалось в ее тело, упивалось им, наслаждалось, любило снова и снова, на этот раз изнутри.

Откуда-то она знала, что маленькая девочка-собака следит за происходящим внимательно и молчаливо, впитывая каждый нюанс того, каково это – быть настоящим человеком.

Несмотря на охватившее ее исступление, Элейн ощутила стыд. Возможно, она спала, но даже для сна это было чересчур. Она начала закрывать свой разум, и ей пришло в голову, что следует отпустить руки Охотника и девочки-собаки.

Но тут вспыхнул огонь…

VI

Огонь выскочил из пола, неосязаемо обжигая. Элейн ничего не почувствовала… хотя ощущала прикосновение детской руки.

Всем довольные вполне, дамы прыгают в огне, произнес глупый голос из ниоткуда.

Погребальный наш костер полыхает на весь двор, сообщил другой.

Гори, гори ярко, скоро будет жарко, поведал третий.

Внезапно Элейн вспомнила Землю, но не ту Землю, которую знала. Она была С’джоан – и не С’джоан. Она была высоким, сильным человеком-обезьяной, неотличимым от настоящего человека. Он(а) с огромной настороженностью шагал(а) через Мирную площадь в Ан-фанге, Старую площадь Ан-фанга, где берут начало все вещи. Он(а) заметил(а) разницу. Некоторые здания отсутствовали.

Настоящая Элейн подумала: Так вот что они сделали с ребенком – записали ей воспоминания других недолюдей. Тех, что отваживались на смелые поступки и путешествовали.

Огонь погас.

На мгновение Элейн увидела черно-золотую комнату, чистую и целую, а потом в нее хлынул зеленый океан с белой пеной. Вода обрушилась на них троих, но они не промокли. Зелень омывала их, без давления и удушья.

Элейн была Охотником. Огромные драконы парили в небесах над Фомальгаутом III. Она поднималась на холм и пела песню, полную любви и желания. У нее был разум Охотника, его воспоминания. Дракон почувствовал Охотника и спикировал на землю. Колоссальные крылья рептилии были прекрасней заката, изящней орхидей. Их взмахи были легкими, как дыхание младенца. Элейн была не только Охотником, но и драконом; она ощутила, как встретились разумы, и дракон умер счастливым.

Вода исчезла, а вместе с ней – и С’джоан с Охотником. Элейн была уже не в комнате. Она была напряженной, усталой, встревоженной Элейн, высматривавшей на безымянной улице недостижимые цели. Ей нужно было делать то, чего нельзя было сделать. Не та я, не то время, не то место – и я одна, одна, одна, вопил ее разум. Комната вернулась; руки Охотника и маленькой девочки – тоже.

Начал подниматься туман…

Очередной сон? – подумала Элейн. Мы еще не закончили?

Но где-то звучал новый голос, голос, скрипевший, как пила, что режет кость, как измельчитель сломавшейся машины, что по-прежнему крутится на полной скорости. Это был злой, вселяющий ужас голос.

Быть может, это действительно была «смерть», за которую ее приняли недолюди.

Ладонь Охотника выпустила руку Элейн. Элейн выпустила руку С’джоан.

В комнате находилась незнакомая женщина. На ней была перевязь представителя власти и трико путешественника.

Элейн уставилась на нее.

– Ты будешь наказана, – произнес ужасный голос, теперь исходивший от женщины.

– Ч-ч-что? – запинаясь, выговорила Элейн.