Я посмотрел на лезвие без особого интереса, затем перевёл взгляд на спящую Эллу. Её кожа светилась в мягком полумраке, а я, сам того не замечая, ободряюще поглаживал её руку большим пальцем.

— Как я и думал, — пробормотал я, скользнув взглядом на нож. — Этот гад всё устроил сам. Нашёл что-нибудь ещё?

— Ты ещё спрашиваешь? — ухмыльнулся Ингвар, и, шагнув ближе, бросил мне что-то небольшое.

Я поймал это на лету. Это оказался кошель, из тех, где обычно хранят деньги или мелкие безделушки. Я приоткрыл его и тут же замер, нахмурившись.

— Драконий корень, — произнёс я, будто выплёвывая слова.

— Ага. Он самый.

Я вытащил засохший кусок корня и повертел в пальцах. Что-то в этом настораживало. Залез обратно в кошель, надеясь найти хоть малейшую зацепку. Ничего.

— Где ты это нашёл?

— На теле Эйнара. Слышал, что вдыхать эту гадость нельзя? Похоже, кто-то пытался его отравить.

— Его хотели ослабить, прежде чем прикончить.

— И точно не Ида, — заметил Ингвар, прислонившись к стене. — Она бы не справилась с таким кабаном одна. Кто-то помог ей.

— Эйнар мог быть заодно с ним? — спросил я, всё же допуская мысль о предательстве.

— Нет, исключено, — отрезал Ингвар. — Я его знал, Рагнард. Эйнар был честным, ему можно было доверять.

Я задумался, вглядываясь в мерцающий свет огня на грубых стенах комнаты. Если Эйнар не предатель, значит, рядом кто-то ещё. Тот, кто умудрился обмануть всех.

— Значит, этот выродок где-то рядом. И самое опасное — ему доверяют, — проговорил я, каждое слово отдавало горечью. В груди разливалась ледяная ярость.

Наши взгляды встретились. Глаза Ингвара загорелись интересом.

— Есть догадки?

— Есть, — коротко ответил я, медленно выдыхая. — Но пока ничего, что можно назвать доказательствами.

— Ну так поделись, — Ингвар шагнул ближе.

Элла

Темнота взрывается, и вспышки, словно удары молний, бьют в мозг, оставляя огненные следы в сознании. Кажется, что голову разрывает от невыносимой боли, но я бессильна. Всё, что остаётся — это отчаянно цепляться за любые обрывки мыслей.

Перед глазами проступает отчётливая картина, словно кто-то выжёг её на внутренней стороне век. Я — крошечная девочка, затерянная пятнышком среди тёмных стен дома, который внезапно наполняется шумом. Глухие удары, словно гигантские кулаки, стучат в дверь. Стены содрогаются от каждого удара, а сквозь окна вспыхивает огонь. Жаркие языки пламени тянутся к деревянным ставням, словно хищные звери, и запах горелого тяжело оседает в комнате, проникая внутрь.

Страх пронзает меня, как острое лезвие, и я инстинктивно жмусь к стене, вжимаюсь, пытаясь стать незаметной. Я кричу, зову маму, зову хоть кого-нибудь, кто смог бы помочь, но мне отвечает лишь жуткий треск пламени, подбирающегося всё ближе. Сжимаюсь в крошечный комок и ощущаю, как по щекам катятся слёзы.

И тут, сквозь дым и жар, я вижу, как дверь открывается и в проёме возникает фигура. Высокий мужчина, закрытый длинным, тёмным плащом, лицо скрыто под капюшоном. Он приближается медленно, но его взгляд цепляется за меня, словно железный крюк, и я не могу отвести глаз. Пламя вырывается на стены, оглушительно трещит, но он ни на миг не отворачивается. Мужчина тихо произносит что-то, и его голос окутывает меня.

— Всё будет хорошо, — произносит он низким, спокойным голосом, в котором будто бы исчезает весь ужас вокруг. — Ты теперь не одна. Я тебя вытащу.

Я растворяюсь в его словах, и когда его сильные руки осторожно поднимают меня, ощущаю, как всё тело расслабляется. Он прижимает меня к себе, словно я бесценное, хрупкое создание, которое нужно защитить любой ценой. Я цепляюсь за ткань его плаща, чувствуя спокойствие, проникающее в моё замершие сердце, и в последний миг успеваю шепнуть сквозь всхлипы:

— Где мама и папа..?

— Прости, девочка, — произносит он с грустью, и голос его звучит так, словно он сожалеет о чём-то великом и непоправимом. — Их больше нет.

Он касается моего лба, тихо шепчет что-то, а затем меня окутывает глубокая тьма.

Передо мной возникает новая картина — теперь я стою перед зеркалом. Оно гладкое, с серебристой оправой, инкрустированной изящными узорами, тонкими, словно морозные ветви на стекле. Это зеркало он мне подарил, и оно кажется волшебным. Я едва могла поверить, что теперь могу видеть себя нормально, а не через отражение в мутной воде. Теперь я вглядываюсь в своё лицо: светлое, взволнованное, с широко раскрытыми глазами. Детский восторг срывается в сердце, как искра, и я замираю перед собственным отражением, не в силах насмотреться.

Подарки были редкостью, но когда он их делал, это был целый ритуал.

Резкий холод каменного пола возвращает меня в реальность. Я лежу, уткнувшись лбом в плитки, и тишина вокруг густеет, навариваясь со всех сторон. Боль сжигает меня изнутри — кажется, что тело вот-вот разлетится на части. Каждый нерв, каждый кусочек тела пылает огнём. Вкус горького отвара всё ещё остаётся на губах, и меня выворачивает от одной мысли о жгучем зелье, которое он заставил выпить. Сказал, что это лекарство, что оно должно «пробудить» меня.

«Терпение», — шепчет его голос в моей памяти, словно он снова стоит рядом. — «Если будешь послушной, сможешь выйти. Увидишь мир, о котором так мечтаешь».

Эти обещания давали мне надежду — я верила, что он наконец отпустит меня. Но теперь, лёжа на полу, я чувствую только ужас, отчаяние, которое нарастает вместе с болью.

Этот каменный пол и ледяные стены, казалось, поглощали меня, стирая каждое воспоминание о мире снаружи. Словно всё вокруг жадно впитывало тепло, заставляя забывать, как выглядит небо, как пахнет мокрая после дождя земля. С каждым днём я становилась слабее, а боль и усталость сжимали тело словно в тиски.

Сегодня появился шанс убежать, я не смогла противиться. Да, страх шевелился где-то глубоко внутри, кричал о ловушке, но он не смог заглушить жажду свободы.

Он оставил дверь приоткрытой. Я, затаив дыхание, поднялась из подвала и пробиралась по коридору, который вел к самому выходу. Воздух становился чище с каждым шагом, и с непривычки этот едва ощутимый запах свежести будто опьянял меня. Ещё немного — и свет из окна, едва различимый на полу, казался призрачной дорогой к свободе. Шаг за шагом, до выхода оставались секунды — и я была бы на воле, была бы по-настоящему жива.

Но холодные пальцы словно железные кандалы схватили меня за шею. Он был там, стоял за спиной, как будто знал, всегда читал мои мысли. Один миг — и я оказалась на полу, его руки сжали меня, лишая дыхания,