Я стоял на улице у радиорупора плечом к плечу с москвичами. С волнением слушали мы долгожданную сводку Совинформбюро. Войска Первого Белорусского фронта овладели в Берлине рейхстагом и водрузили на нем Красное знамя Победы!

Вечером выступаю по радио. Волнуюсь так, как никогда, кажется, не волновался. О многом хочется сказать дорогим соотечественникам, поделиться тем, что испытывает сейчас, в дни завершающих боев, каждый фронтовик. Но выступление у меня короткое. Выполняю наказ боевых товарищей: докладываю об успехах на нашем фронте и от их имени благодарю партию, весь советский народ, передаю их сердечный фронтовой привет.

Собираюсь немедленно вылететь в часть, но меня вызывают в Главное Политическое Управление Красной Армии. Там узнаю о падении гитлеровского Берлина. Победоносно закончилась Берлинская операция, в которой участвовали войска нашего фронта, операция, начатая 16 апреля при свете зенитных прожекторов.

Поздравив меня с этим великим событием, мне говорят:

— Через несколько дней вернетесь в полк: он уже приступает к мирной учебе. А пока побывайте на заводах, фабриках: расскажите рабочим, как летчики добивались победы, как громили немецко-фашистских захватчиков.

И я каждый день бываю на предприятиях. Рассказываю о боевых делах тем, кто совершал трудовые подвиги в тылу. А со мной делятся мирными планами: все стремятся скорее восстановить то, что разрушил враг. Многие предприятия уже перешли на мирную продукцию. Заводы, выпускавшие боевые машины, выпускают первые комбайны и тракторы. Советский народ одерживает новые победы — в мирном труде.

Хотелось мне День Победы провести со своими боевыми друзьями, а довелось отпраздновать его в столице. В тот незабываемый день Москву заливал солнечный свет, на домах алели праздничные флаги. Я шел по улице рядом с теми, кто в тылу и на фронте отстаивал свободу и независимость нашей Родины.

Люди шли тесными рядами, пели, обнимались, поздравляли друг друга: казалось, все мы давным-давно знакомы. Военных встречали ликующими возгласами, качали. Я смотрел на взволнованные лица, видел слезы радости на глазах и с трудом сдерживал волнение. Никогда, кажется, не был я так счастлив. Только жалел, что нет со мной друзей-однополчан.

Мои раздумья были неожиданно прерваны. Меня подхватила ликующая толпа. И я полетел вверх под возгласы:

— Качать летчика!

— Ура советским воинам!

Вечерело, а на улицах было так же многолюдно. Все шли на Красную площадь к Мавзолею Ленина. В нескончаемом людском потоке шел и я. Вспомнилось мне гвардейское знамя нашего полка с большим портретом Ильича — портретом, вышитым руками наших ткачих в дни ожесточенных боев за Советскую Родину. Вспомнилась 24-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. В тот день фашистские полчища рвались к Москве, а на Красной площади был военный парад. Мимо Мавзолея проходили наши героические войска. Отсюда, с Красной площади, они двигались прямо на фронт — на защиту Москвы. И многие герои обороны нашей столицы сейчас в Берлине празднуют победу над фашистскими захватчиками.

На площади вспыхнули огни праздничной иллюминации. Над Кремлем скрестились широкие яркие лучи прожекторов. Ровно в десять часов вечера раздались артиллерийские залпы — 30 залпов из тысячи орудий. Москва от имени Родины салютовала в честь великой победы советского народа.

Справедливая освободительная война завершена. И с первого ее дня до последнего, тысяча четыреста семнадцатого, советские люди совершали бессмертные подвиги во имя победы над фашистами — врагами всего человечества.

И вот я снова в полку, на аэродроме северо-западнее Берлина. Какие у нас перемены! Нет маскировки, самолеты не рассредоточены, а выстроены в линейку, и вокруг них, как всегда, хлопочут техники. Вижу знакомые фигуры летчиков: вместе с техниками они осматривают самолеты. По всему видно, в полку — день подготовки материальной части.

Шумно и радостно встречают меня друзья. Попадаю в их крепкие объятия. Горячо поздравляем друг друга с победой. Вот подошли Куманичкин, Титаренко, подбежал Давид Хаит, и снова объятия и поздравления. Ищу глазами техника Васильева: вот он, у моего самолета. Иду к нему и обнимаю своего верного помощника. Друзья наперебой расспрашивают меня, а я прошу рассказать о последних боях, о разгроме берлинской группировки.

На КП снова шумная и радостная встреча с командиром части, замполитом, начальником штаба. Вместе слушаем последнюю оперативную сводку Совинформбюро: прием пленных фашистских солдат и офицеров на всех фронтах прекращен.

Весь вечер друзья рассказывают мне о последних днях войны. Авиация противника уже почти бездействовала. Вражеские самолеты вылетали, а садиться им было некуда — наши войска стремительно захватывали аэродромы. Летчикам нашего полка приходилось вылетать на штурмовку отступающих войск и немецко-фашистской группировки, пытавшейся прорваться на запад недалеко от нашего аэродрома; личный состав полка подготовился к боям на земле.

Вот что рассказали о своем последнем воздушном бое Куманичкин и Крамаренко. 30 апреля их вызвал командир и сказал, указывая на карту: «Вот здесь пытается выйти из окружения вражеская группировка. Немецкое командование, стараясь помочь гитлеровским воякам выбраться из котла, бросило им на поддержку большую группу «фокке-вульфов» с бомбами. Ваша задача искать и уничтожать противника в этом районе».

Боевая пара немедленно вылетела на задание и за линией фронта встретилась с шестнадцатью «фокке-вульфами». «Лавочкины» стремительно понеслись наперерез врагу. Группа «фокке-вульфов» разбилась надвое. С восьми самолетов на поле и лес беспорядочно посыпались бомбы — летчики поспешили облегчить самолеты. Затем восьмерка встала в круг и начала обороняться. Враг старался оттянуть наших летчиков в сторону от другой восьмерки, которая продолжала с бомбовым грузом лететь к позициям советских войск. Но наша боевая пара оторвалась и ринулась вдогонку. Нагнать врага удалось недалеко от линии фронта.

Куманичкин атаковал одно звено группы, Крамаренко — другое. У моих боевых друзей было преимущество в высоте и скорости. Они свободно атаковали и уходили вверх, а «фоккеры» с подвешенными бомбами не могли развить достаточной скорости. Фашисты стали бесприцельно сбрасывать бомбы и уходить. Надо сказать, что наши летчики не ожидали такой стремительной развязки. Куманичкин догнал один из «фоккеров» и открыл огонь, но в это время его атаковала вражеская пара.

У Крамаренко не осталось боеприпасов. И он стремительно ринулся на врага, решив таранить, — надо было выручать товарища. Немцы не выдержали натиска и стали поспешно уходить, бросив самолет, по которому открыл огонь Куманичкин. И в тот же миг Александр сбил «фокке-вульф» над позициями фашистов. Так закончился скоротечный бой двух против шестнадцати над западной окраиной Берлина.

Воины наших наземных войск с волнением следили за тем, как самоотверженно и бесстрашно два охотника защищали их от вражеского налета.